Александр Македонский, или Роман о боге - Морис Дрюон Страница 15

Самым близким другом Александра был Клит, тот самый молодой офицер дворцовой охраны, который приходился братом кормилице Гелланике. Его прозвали Черным из-за темного цвета кожи и черных как смоль волос.

Если суровый вид Филиппа пугал юного царевича, то общество Клита Черного не было ему неприятно, скорее наоборот. С тех пор как Александр начал ходить, часто видели, как он бегал за Клитом по залам дворца, играл с ножнами его меча или хватал его за ремешки сандалий. Он покидал объятия своей кормилицы, желая лишний раз подержаться за сильную теплую руку офицера.

Однажды я сказал Олимпиаде:

– Молодой Клит в тебя тайно влюблен. Никогда не уступай ему, ни в апрельские, ни в октябрьские ночи, когда в тебе наиболее сильно пробуждается Афродита. Лучше предложи ему дружбу и дай понять, что ты тоже могла бы его полюбить, если бы вас не разделяли непреодолимые преграды. Тогда он перенесет свою преданность и любовь на твоего сына и будет его верным защитником. Посмотри, уже сейчас он к нему привязан больше, нежели к маленькому Протею, сыну своей сестры! Когда он гладит по головке Александра, он как будто ласкает свою мечту. Доверяй ему почаще своего сына. В первые годы ребенку не нужен слишком умный наставник, ему нужен человек простой и честный, которому он будет стремиться подражать и силой которого будет восхищаться, не испытывая перед ней ни малейшего страха. Пусть Александр проводит побольше времени с Клитом, дабы познал он рядом с ним простые земные радости жизни: ощутил прелесть прогулок по каменистым тропам, вкус свежей воды из чистейших источников, блаженство барахтаться в нежной зеленой траве. Чтобы научить словам «хлеб», «листва», «птица», «фрукты», не надо высокого ума, просто нужен человек, который любит тебя, любит жизнь и хочет, чтобы ты ее тоже полюбил всем сердцем.

В возрасте с двух до шести лет Александр неотлучно сопровождал Клита, наблюдал за тем, как тот чистит лошадей в дворцовой конюшне, приводит в надлежащий порядок оружие, разгружает подводы с богатыми трофеями, захваченными Филиппом во время походов.

– Твой отец большой полководец, – часто говорил Клит ребенку.

Временами молодой офицер испытывал жгучий стыд оттого, что он, полный сил и энергии воин, отсиживается в тихой столице, в то время как где-то далеко сражаются его товарищи.

– Клит, – говорил я ему, – поверь прорицателю. На твою долю еще хватит сражений и побед. Нынешние самые прославленные воины еще будут завидовать тебе. Но эту славу, которая сделает тебя знаменитейшим человеком в государстве, ты добудешь не с Филиппом, а вот с этим ребенком, который сейчас путается у тебя под ногами. Не пытайся опередить самого себя.

Клит, подхватив маленького Александра на руки, сажал его на смирную лошадь и обучал первым навыкам верховой езды. Он брал мальчика с собой в загородные поездки, показывал ему убегающих в поля зайцев, находил выводок птиц. Когда на закате я видел Клита, возвращающегося после прогулки с ребенком, заснувшим от усталости крепким сном на его могучих руках, у меня сжималось сердце, ибо я уже тогда ясно видел будущее. Я предчувствовал, что однажды этот ребенок убьет своего любимого воспитателя безжалостным ударом копья в грудь, к которой он сейчас так нежно прижимает свою золотистую головку.

Я тоже много времени проводил с Александром, показывал ему разные забавные фокусы, какими обычно изумляют толпу на рыночных площадях странники из Египта, Иудеи и Вавилонии. Эти трюки для нас не представляют никакого труда, они всего лишь невинные развлечения, присущие нашему духовному сану. Я заставлял исчезать предметы перед его глазами, брал один хлебец, а протягивал малышу двадцать. Я разрезал веревку на мелкие кусочки и тут же возвращал ему ее невредимой. Я изменял цвет воды в кувшине, наделял камень ароматом розы. Я прокалывал свою щеку длинной иглой и заставлял ковер взлетать к потолку. Каждый прорицатель чуть-чуть волшебник. Таким образом я пробуждал в сознании Александра беспокойство перед лицом сверхъестественного.

Вскоре я начал водить его в храм и разучивать с ним имена богов. Я научил его произносить эти имена так, как это делают служители культа, придавая волшебным словам интонации, приводящие в действие силы, которыми наделены эти боги. Ибо слово – это энергия. Я позволял Александру присутствовать на ритуалах жертвоприношения, посвящал его в таинства гадания по внутренностям принесенных в жертву животных. Еще не научившись читать, он уже умел распознавать по печени принесенного в жертву животного основные признаки предзнаменований.

Свой день Александр завершал в покоях матери, где всегда курился фимиам. Ему нравилось быть рядом с ней, такой молодой и красивой, смотреть, как она, с отсутствующим взглядом сидя на скамеечке с ножками из слоновой кости, прядет шерсть. Когда в покоях появлялся сын, Олимпиада откладывала веретено в сторону и заключала Александра в свои объятия. Он с восхищением вдыхал изысканный аромат ее дорогих духов.

Она мало интересовалась своей дочерью Клеопатрой, которую чаще всего оставляла на попечение служанок. В то же время Олимпиада радела обо всем, что касалось ее сына. Она подолгу любовалась Александром. В эти минуты в глазах ее появлялся синеватый металлический блеск. Она уводила ребенка в глубину покоев к жертвеннику, где день и ночь горел священный огонь и курились благовония. Присев на корточки, с распущенными волосами, с ладонями, простертыми вверх, – этого, согласно ритуалу, требовало поклонение, – она низким голосом произносила волшебные заклинания. Эти интонации напоминали Александру звуки, ранее услышанные в храме.