Последняя тайна Распутина - Олег Шишкин Страница 15

Но именно так и произошло.

17 декабря 1916 года началось для императора Российской империи с пришедшего телеграфом послания супруги. Первые строчки этого длинного сообщения были привычными и касались очень интимных подробностей, связанных со здоровьем, заботами о госпитале, который жена патронировала, и злыми сплетнями вокруг монаршей семьи. Однако в середине послания тон резко меняется. Возможно, это произошло потому, что само известие было получено в момент составления телеграммы.

Вот что Александра Федоровна сообщала супругу: «Мы сидим все вместе – ты можешь представить себе наши чувства, мысли – наш Друг исчез. Вчера А. (Анна Вырубова) видела Его, и Он ей сказал, что Феликс просил Его приехать к нему ночью, что за Ним заедет автомобиль, чтоб Он мог повидать Ирину. Автомобиль заехал за Ним (военный автомобиль), с двумя штатскими, и Он уехал. Сегодня ночью огромный скандал в Юсуповском доме – большое собрание, Дмитрий, Пуришкевич и т. д. – все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш Друг убит… Феликс утверждает, будто он не являлся в дом и никогда не звал Его. Это, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что Его только увезли куда-то. Я не могу и не хочу верить, что Его убили»^[74].

«Наш Друг» – это Распутин. Надежды на его спасение все-таки оставались. Так уже бывало, что он пропадал, уезжал в компании, к цыганам, но потом объявлялся. Еще был шанс увидеть его живым…

Надежды развеяло пространное послание от Феликса Юсупова, мужа племянницы монарха, великой княжны Ирины, которое императрица получила тогда же – 17 декабря, видимо, сразу после посылки телеграммы.

«Ваше Императорское Величество, спешу исполнить Ваше приказание и сообщить все то, что произошло у меня вчера вечером, дабы пролить свет на то ужасное обвинение, которое на меня возлагают. По случаю новоселья ночью 16-го декабря я устроил у себя ужин, на который пригласил своих друзей, несколько дам. Великий князь Дмитрий Павлович тоже был. Около 12 ко мне протелефонировал Григорий Ефимович, приглашая ехать с ним к цыганам. Я отказался, говоря, что у меня самого вечер, и спросил, откуда он мне звонит. Он ответил: «Слишком много хочешь знать» и повесил трубку. Когда он говорил, то было слышно много голосов. Вот все, что я слышал в этот вечер о Григории Ефимовиче. Вернувшись от телефона к своим гостям, я им рассказал мой разговор по телефону, чем вызвал у них неосторожные замечания. Вы же знаете, Ваше Величество, что имя Григория Ефимовича во многих кругах было весьма непопулярно. Около 3-х часов у меня начался разъезд, и, попрощавшись с Великим князем и двумя дамами, я с другими пошел в свой кабинет. Вдруг мне показалось, что где-то раздался выстрел. Я позвонил человека и приказал ему узнать, в чем дело. Он вернулся и сказал: «Слышен был выстрел, но неизвестно откуда». Тогда я сам пошел во двор и лично спросил дворников и городовых, кто стрелял. Дворники сказали, что пили чай в дворницкой, а городовой сказал, что слышал выстрел, но не знает, кто стрелял. Тогда я пошел домой, велел позвать городового, а сам протелефонировал Дмитрию Павловичу, спрося, не стрелял ли он. Он мне ответил след., что, выходя из дома, он выстрелил неск. раз в дворовую собаку и что с одной из дам сделался обморок. Тогда я ему сказал, что выстрелы произвели сенсацию, на что он мне ответил, что этого быть не может, т. к. никого кругом не было. Я позвал человека и пошел сам на двор, и увидел одну из наших дворовых собак убитой у забора. Тогда я приказал человеку зарыть ее в саду. В 4 часа все разъехались, и я вернулся во дворец Вел. князя Александра Михайловича, где я живу. На другой день, т. е. сегодня утром, я узнал об исчезновении Григория Ефимовича, которое ставят в связи с моим вечером. Затем мне рассказали, что как будто видели меня у него ночью и что он со мной уехал. Это сущая ложь, т. к. весь вечер я и мои гости не покидали моего дома. Затем мне говорили, что он кому-то сказал, что поедет на днях познакомиться с Ириной. В этом есть доля правды, т. к., когда я его видел в последний раз, он меня просил познакомить его с Ириной и спрашивал, тут ли она. Я ему сказал, что жена в Крыму, но приезжает числа 15 или 16-го декабря. 14-го вечером я получил от Ирины телеграмму, в которой она пишет, что заболела, и просит меня приехать вместе с ее братьями, которые выезжают сегодня вечером. Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившимся и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся. Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству, Феликс»^[75].

Объяснительное письмо вызывало подозрения. Оно бросало тень на великого князя Дмитрия Павловича, который пользовался особым доверием монарха и даже считался женихом дочери – Ольги Николаевны. Последнее обстоятельство даже позволило ему укрепить на крыле своего автомобиля императорский штандарт. Фрейлина императрицы и ее душеприказчица Анна Вырубова вспоминала: «В последний раз мы были в Ставке в ноябре 1916 года. Его величество уезжал с нами, а также его многочисленная свита и великий князь Дмитрий Павлович. Последний сидел на кушетке, где лежала государыня, и рассказывал ей всевозможные анекдоты; дети и я работали тут же, смежная дверь в отделение государя была открыта, и он занимался за письменным столом. Изредка он подходил к дверям с папироской в руках и, оглядывая нас своим спокойным взглядом, вдруг от души начинал смеяться какой-нибудь шутке великого князя Дмитрия Павловича»^[76].

И вот спустя три недели после идиллической сцены рассказчик анекдотов становится подозреваемым в убийстве. Царица настаивала на его соучастии. В очередной телеграмме, отправленной мужу в Ставку в Могилеве и доставленной ему в «17 ч. 07 мин.», императрица умоляет: «Не можешь ли немедленно прислать Воейкова?^[77] Нужно его содействие, так как наш Друг исчез с прошлой ночи. Мы еще надеемся на Божье милосердие. Замешаны Феликс и Дмитрий»^[78].

В этот же день, 17 декабря, в шесть часов вечера лента аппарата Юза в Ставке Верховного главнокомандующего Русской армии в Могилеве стала отбивать новое сообщение, на этот раз уже с пометкой «срочная». Оно было не от императрицы, а от министра внутренних дел, и оказалось настолько сенсационно, что полковник Ротко, начальник отряда связистов, немедленно передал ее государю. В черновике телеграммы видно, что буквально все ее слова подчеркнуты! Возможно, это произошло от нервного напряжения. А может быть, текст был важен целиком?

«В ночь с 16 на 17 декабря, – говорилось в телеграмме, – у дома 94, на Мойке, принадлежащего князю Юсупову, постовой городовой услышал несколько револьверных выстрелов и вскоре был приглашен в кабинет молодого князя Юсупова, где находился он сам и неизвестный, назвавшийся Пуришкевичем. Последний сказал: „Я Пуришкевич. Распутин погиб. Если ты любишь царя и Родину, то будешь молчать“. О чем городовой доложил по начальству. Произведенным сегодня с утра расследованием установлено, что кто-то из гостей Юсупова около трех часов ночи стрелял в примыкающем к дому 94 садике, имеющем вход непосредственно в кабинет князя, причем был слышен крик человеческий и затем отъезд мотора. Стрелявший был в военно-походной форме. При ближайшем осмотре на снегу садика найдены следы крови. При расспросах у градоначальника молодой князь показал, что в ту ночь у него была пирушка, но Распутина не было, а стрелял Великий князь Дмитрий Павлович в дворовую собаку. Труп собаки обнаружился зарытым в снегу. Расследованием на месте жительства Распутина на Гороховой, 64, дознано: 16 декабря в девять часов вечера Распутин отпустил, как это он обычно делал, бывшую при его квартире охрану и мотор, заявив, что больше сегодня не выйдет, а будет спать. Опросом прислуги и домового дворника установлено, что с 12 с половиною часов ночи к дому подъехал большой крытый парусиной мотор, в котором был неизвестный и шофер. Неизвестный черным ходом прошел в квартиру Распутина, где последний, по-видимому, его поджидал, так как встретил как старого знакомого и вскоре вместе с ним тем же ходом вышел на улицу, сел в мотор и поехал по Гороховой в направлении Морской. До сих пор Распутин домой не возвращался и принятыми мерами не разыскан. Есть много оснований полагать, что он убит в саду Юсуповых, а тело вывезено за город и скрыто. К следствию не приступлено за отсутствием объекта преступления, а расследование в порядке 23 статьи Военного положения Министром внутренних дел поручено генералу для поручений Попову. По получении новых данных буду телеграфировать дополнительно»^[79].