Священное воинство - Джеймс Рестон Страница 15

Наконец король обратился к наиболее пострадавшему из своих рыцарей, графу Раймунду, чья жена находилась в опасности и чьи владения были охвачены пожаром. К удивлению собравшихся, тот призвал не принимать опрометчивых решений. Он счел, что крестоносцам следует выждать, чтобы победить мусульман. Граф сказал: «Вы знаете, что сейчас — разгар лета в одной из самых жарких стран. Пусть жара станет союзницей наших сил в борьбе против врагов. Когда они начнут уходить, мы, не упуская времени, нанесем удар по их арьергарду. Саладин понесет такие потери, что, если Богу будет угодно, в Иерусалимском королевстве снова наступит мир».

Шатийон и де Ридфор с презрением отвергли этот совет. Шатийон заявил, что «за этим скрывается лисий хвост», подразумевая, что граф Раймунд-де руководствуется коварством и трусостью. Военный совет прервался, так как король отправился на смотр войск, а когда он вернулся, то снова призвал на совет своих главных вассалов. Раймунд снова повторил свое осторожное предложение.

«Государь, вы ведь знаете, Тивериада — мое владение, — сказал он. — Всякое зло, сделанное там, причинено и будет причинено только мне и моим близким. Уж конечно, я бы никак не хотел, чтобы жертвой этого зла стала моя жена, владетельница Тивериады. Я послал им съестных припасов и посоветовал ей бежать к морю и ждать нашей подмоги».

По словам графа, крестоносцам не только не следовало сейчас атаковать, но надлежало отойти под защиту могучей крепости Акры, как это делалось много раз, что всегда спасало их войска от разгрома.

«Я знаю, — продолжал граф Раймунд, — что Саладин слишком горд и высокомерен, чтобы уйти из нашего королевства, не напав на нас. Если же, не дай Бог, битва под Акрой закончится для нас плохо, то мы сможем отступить в крепость. Но если Бог дарует нам победу, тогда мы сможем причинить Саладину такой разгром, что он никогда уже не обретет прежней силы».

«Это опять лисьи повадки!» — зашипел Шатийон.

«Если же все не случится так, как я говорю, — продолжал граф, словно не замечая его слов, — то вы можете отрубить мне голову».

Шатийон этого и слушать не желал. Он заявил: «Вы всё стараетесь нас запугать мусульманской мощью. Ясно, что вы им тайно сочувствуете, иначе не вели бы таких речей».

Речь «ястреба» на этот раз пришлась по душе баронам.

«Давайте отправимся выручать дам и дев Тивериады!» — кричали все. Дети леди Эшивы от первого брака, пасынки Раймунда, также слезно умоляли короля спасти их мать. С этим трудно было спорить.

Король, которому была свойственна нерешительность, как и его переменчивые вассалы, на этот раз поддержал магистра рыцарей Храма, а не Раймунда и его госпитальеров. Но на следующий день, 3 июля, во время продолжения совета, большинство склонилось на сторону графа. У крестоносцев не было достаточных сил, чтобы выбить Саладина из Тивериады. Раймунд предположил, что султан распылит силы своего войска, взяв Тивериаду. Весь день шел спор между геройством и благоразумием, и к вечеру благоразумие взяло верх. Рыцари не возражали против того, чтобы оставаться в их удобном лагере, где было много воды, принимать подходившие подкрепления и ждать развития событий.

Ночью магистр храмовников тайком проскользнул в королевский шатер. Его личная ненависть к графу Тивериады была велика, поскольку тот однажды не поддержал сватовство де Ридфора к одной богатой принцессе.

«Государь, — сказал он королю, — не доверяйте этому графу: он изменник. Вы же знаете, он вас не любит и рад был бы навлечь на вас позор. Послушайте моего совета, давайте немедленно отправимся в поход, чтобы разгромить Саладина».

В этой беседе магистр продолжил спор о геройстве и благоразумии, напомнив Ги, как он сам три года назад был лишен регентства за то, что в течение восьми дней позволил войску Саладина простоять у родников Тюбании, так и не атаковав противника. Теперь Лузиньян не должен повторить подобной ошибки. Если он проявит нерешительность в этой первой войне, которую ведет в качестве короля, то больше не сможет рассчитывать на поддержку храмовников.

Это был мощный довод. Король Ги снова заколебался. Поскольку теперь под сомнение было поставлено его личное мужество, он снова передумал и объявил, что армия выходит в поход на рассвете. Это вызвало протесты баронов.

«Государь, — недоумевали они, — мы ведь договорились остаться здесь хотя бы еще на один день. По чьему совету вы решили вести войско в поход?»

Король решительно отверг подобные вопросы. Он надменно заявил: «Вы не имеете права спрашивать, по чьему совету я принял то или иное решение. Ваше дело — седлать коней и скакать в Тивериаду».

Граф Раймунд сделал последнюю, отчаянную попытку спасти положение: «Государь, Тивериада — мой город, и никто из здесь присутствующих не может тревожиться о нем больше моего. Но мы не должны уходить от запасов воды и еды и вести множество людей навстречу гибели от голода, жажды и палящего зноя. Они не проживут и дня без этого обилия воды. Давайте останемся в этом надежном месте, поблизости от противника».

Но в обстановке накала воинственных страстей эти слова не возымели действия. Рыцари послушно стали собираться в поход. «Как добрые и верные воины, они выполнили приказ короля, — отметил хронист. — Но может быть, если бы они ослушались того приказа, то было бы лучше для дела христианства».

Согласно возникшей позднее легенде, лошади крестоносцев в ту ночь не хотели пить воду из источников Ла-Сафури.