Пестрые истории - Иштван Рат-Вег Страница 15

Едва минуло несколько лет после кончины Наполеона, как люди начали шептаться: а вдруг он и не умирал?! Просто невозможно, чтобы ослепительное сияние сего пламенного ума погасила уйма обыкновенных земных болячек.

В 1827 году шепот стал вдруг усиливаться…

Турция в это время вступила в войну с Российской империей. Все в Европе были убеждены, что турецкую армию с ее устаревшей организацией, плохо вооруженную, русские войска раздавят, как пить дать. Ну, как же! Ведь русские солдаты видели бегущими армии самого Наполеона!

Но все вышло не так. Войска султана Махмуда остановили русское наступление, перешли в контрнаступление и стали одерживать одну победу за другой. Хуссейн-паша — имя турецкого полководца-победителя. Военные специалисты Европы качали головами: невозможно поверить, что вышедщий из среды турецкого воинства, зараженного янычарской вольностью, утопающего в восточной лености, полководец способен реорганизовать его, приучить к дисциплине и вести от победы к победе! Все сошлись на том, что Хуссейн-паша не может быть никем иным, как одним из генералов Наполеона, тем, кто изучал военные науки рядом с великим полководцем и императором.

Потом с балканского театра военных действий полетели другие вести. Русские солдаты стали передавать тайком, что-де видели самого полководца, когда он лично командовал артиллерийским огнем: на нем был длинный серый плащ, а на голове всем так хорошо знакомая треуголка! Стало быть, под именем Хуссейна-паши скрывается не наполеоновский генерал, а воистину сам император Наполеон! Догадка даже получила казавшееся вполне серьезным объяснение. Его зерно состояло в том, что родная матушка султана Махмуда была француженкой. История султанши-француженки полна интереснейших приключений.

Ее звали Эмеде Ривери, родилась она на острове Мартиника в 1766 году. В том же самом году, в том же самом месте, в семье родственников Ривери тоже случилось радостное событие — там тоже на свет родилась девочка. Ее окрестили Жозефиной, фамилия этой девочки прочно вошла в историю Франции: де ла Пажери. То есть Эме, будущая султанша, приходилась двоюродной сестрой Жозефине, будущей императрице Франции!

Капризной судьбе было угодно начать свою игру еще на Мартинике. История Жозефины известна, а вот Эме меньше. В десятилетнем возрасте родители отослали ее на воспитание во Францию. Восемь лет провела она у нантских монахинь, прежде чем отправиться на родную землю. На море их корабль попал в жесточайшую бурю, и он уже почти шел ко дну, когда случайно оказавшаяся поблизости испанская галера подобрала его пассажиров. Но судьба в своих играх может быть очень жестокой. Едва успели вознести молитву за счастливое спасение, с юга показались суда алжирских пиратов, они напали на испанскую галеру, и ее разнесчастных пассажиров ожидала судьба куда ужаснее гибели в волнах — невольничий рынок.

Девица-француженка попала к бею. Тот был поражен ее необыкновенной красотой и, вместо того чтобы взять ее в свой гарем, по тогдашнему варварскому обычаю отослал ее в подарок своему сюзерену, турецкому султану. Очаровательная рабыня-чужестранка зажгла в сердце султана Селима сильное чувство. Он сделал ее своей первой женой, и они прожили четверть века в любви и согласии. После смерти Селима на трон вступил их сын, Махмуд II, а Эме де Ривери, бывшая воспитанница французских монахинь, стала султаншей validé (так называли мать правящего султана), первой женщиной Османской империи.

Эта сверкающая золотая нить прочно связала букет легенд вокруг Наполеона и не давала ему рассыпаться. Очень возможно, — говорили сплетники, — что Наполеон искал убежища от английской мировой державы у двоюродной сестры своей первой жены и в закрытом мирке турецкого императорского двора, скрываясь под видом важного турецкого сановника, дожидался лучших времен. Влиянием Наполеона объясняли реформы султана Махмуда: свержение власти улемов, изничтожение восставших янычар, перестройка турецкой армии.

За кривотолками и пересудами шла лавина разных печатных листков.

Первой с разоблачением выступила «Ваугeuther Zeitung», конечно же, очень осторожно, скорее подозревая в этом газетную утку. Однако публика подхватила молву и воодушевилась возможностью желанного разрешения вопроса, туда же качнулось перо авторов этих листовок по случаю. Из типографий потоком выходили одетые в более или менее серьезную форму брошюры, каждая старалась подкрепить достоверность волнующего слуха все новыми и новыми аргументами.

Но все же «слухмейстерам» никак не удавалось полностью замкнуть кольцо сплетен — не хватало одного связующего звена: каким образом Наполеону удалось попасть со Святой Елены в Константинополь?

Этот пробел пытались заделать разными способами.

Одним из таких недостающих звеньев стало некое вымышленное письмо — просто в такой форме это подавалось публике, — которое якобы супруга генерала Бертрана, верного спутника Наполеона, адресовала своей подруге во Франции. Оно было датировано декабрем 1818 года, послано со Святой Елены. Согласно этому письму, Наполеон в течение многих месяцев разыгрывал больного, состояние которого все ухудшалось и ухудшалось. Наконец, он стал делать вид, будто совсем не может передвигаться самостоятельно и попасть на берег моря подышать вечерним свежим воздухом может только с помощью двух провожатых, которые поддерживали бы его подмышки. Когда же пришло тайное известие о том, что нанятый американский корабль тогда-то и тогда-то подойдет к острову, его верные друзья одели соломенную куклу в одежду императора и в сумерки вывели ее на берег. Английский сторожевой патруль в быстро сгущающихся сумерках ничего не заподозрил. С крутого берега куклу-императора столкнули в воду и подняли большой крик, что-де император упал в море. Комендант острова два дня вел розыск трупа, но никаких следов не обнаружил. Да и не мог обнаружить, потому что куклу начинили свинцом, который своей тяжестью утянул ее на дно. Настоящий же Наполеон спрятался в пещере и в условленное время на лодке переправился на американский корабль.

Кто хотел, тот поверил. Но только так, как и во все прочие версии, а некоторые из них больше походили на бульварное чтиво.