Большая игра. Британская империя против России и СССР - Михаил Леонтьев Страница 15
Большая игра. Британская империя против России и СССР - Михаил Леонтьев читать онлайн бесплатно
«Бывают мгновения, когда я задыхаюсь от своего бессильного ясновидения… Более пятнадцати лет я постоянно предчувствовал эту страшную катастрофу — к ней неизбежно должны были привести вся эта глупость и все это недомыслие».
«Перед Россией стоит нечто более грозное, чем восемьсот двенадцатый год… Россия опять одна против всей враждебной Европы, потому что мнимый нейтралитет Австрии и Пруссии есть только переходная ступень к открытой вражде. Иначе и не могло быть; только глупцы и изменники этого не предвидели» [77].
Тютчев называл Нессельроде, так и не освоившего до конца своей карьеры русский язык, «отродьем» и не без основания полагал, что за видимой глупостью стоят совершенно конкретные, проще говоря, предательские цели. Карл Маркс с Фридрихом Энгельсом в 1848 году написали:
«Вся русская политика и дипломатия осуществляется, за немногими исключениями, руками немцев или русских немцев… Тут на первом месте граф Нессельроде — немецкий еврей; затем барон фон Мейендорф, посланник в Берлине, из Эстляндии… В Австрии работает граф Медем, курляндец, с несколькими помощниками, все немцы. Барон фон Бруннов, русский посланник в Лондоне, тоже курляндец… Наконец, во Франкфурте в качестве русского поверенного в делах действует барон фон Будберг, лифляндец. Это лишь немногие примеры» [78].
Дело в том, что Николай I не доверял русским дворянам, особенно с фамилиями Тютчев или Горчаков, который, став министром после Нессельроде и после крымской катастрофы, исключительно дипломатическими шагами обнулил результаты крымского поражения. Горчаков — друг Пущина. Тютчев — вообще брат декабриста. Это недоверие государя — политическая контузия, следствие декабристского мятежа. Они были для него, как бы так сказать, «людьми ЮКОСа». А «людьми ЮКОСа» оказались как раз питерские немцы.
«Смотрите, с какой безрассудной поспешностью мы хлопочем о примирении держав, которые могут прийти к соглашению лишь для того, чтобы обратиться против нас. А почему такая оплошность? Потому что до сих пор мы не научились отличать наше Я от нашего не-Я…» [79].
«Впрочем, я все более и более убеждаюсь, что все, что могло сделать и могло дать нам мирное подражание Европе, — все это мы уже получили… Нужна была эта с каждым днем все более явная враждебность, чтобы заставить нас осознать себя. А для общества, так же как и для отдельной личности, — первое условие всякого прогресса есть самопознание. Есть, я знаю, между нами люди, которые говорят, что в нас нет ничего, что стоило бы познавать. Но в таком случае единственное, что следовало бы предпринять, — это перестать существовать, а между тем, я думаю, никто не придерживается такого мнения» [80].
Единственным отличием нынешней ситуации является то, что теперь в России такого мнения придерживаются не только отдельные представители общественности, но и целые, довольно крикливые, группы и сообщества.
«Суверенная демократия — из той же оперы. Не суверенитет нам нужен для защиты демократии, а наоборот!..
В странах западной демократии, которую ненавидят так называемые российские патриоты, люди живут хорошо. И если эти господа хотят, чтобы наш народ оставался в нищете, а чиновники еще больше воровали, — пусть строят „русскую демократию"…» [81]
После каждого разговора с премьер-министром Эбердином русский посол фон Бруннов через канцлера Нессельроде доводил до государя самые оптимистические донесения. Чем оптимистичней были донесения, тем решительнее делались шаги Николая и тем легче проводилась в Константинополе работа английского посла Стретфорд-Рэдклиффа по натравливанию султана на Россию. Любопытно, что фон Бруннов, вообще-то опытный и тонкий дипломат, находился под таким влиянием Сити, что уже после ввода русских войск в дунайские княжества обращается к Нессельроде с просьбой не чинить препятствий англичанам, «живо заинтересованным в торговле по Дунаю». Это в тот момент, когда британский флот уже подходил к проливам.
11 ноября эскадра Нахимова заблокировала в Синопской бухте стоявшую под прикрытием береговых батарей турецкую эскадру. Турки пошли на прорыв и были полностью уничтожены. На следующий день генерал Бебутов разгромил турецкую армию при Башкадыкларе — недалеко от Карса.
«Наши последние успехи могли быть очень обидными для них (имеются в виду англичане и французы. — Ред.), но они останутся бесплодными для нас. Здесь так много людей, которые могли бы дать им полное удовлетворение в этом отношении. И могут сделать России гораздо больше вреда благодаря своему положению» [82].
Федор Тютчев, в отличие от российского политического руководства, отлично представлял себе, что воевать России предстоит отнюдь не с Турцией и что вина за эту ситуацию в значительной степени лежит на тех людях, которые систематически дезинформировали императора, вводя его в заблуждение и рисуя благостную и совершенно лживую картину событий. Здесь уместно вспомнить верноподданнический отчет государственного канцлера Нессельроде, о котором академик Тарле писал:
«Когда Николай Павлович читал эту французскую прозу своего канцлера, кончавшуюся выводом о мировом державном первенстве русского царя, французский флот уже подошел к Саламинской бухте, Стретфорд-Рэдклифф уже овладел Абдул-Меджидом, а в Вене окружение Франца Иосифа ежедневно твердило, что необходимо немедленно занять враждебную России позицию» [83].
То есть канцлер Нессельроде собирал всевозможные лживые сообщения и подносил их Николаю. Главное, в чем он пытался уверить и уверил царя — это в том, что никакого прочного сближения между Англией и Францией нет и не будет никогда.
«В самом ли деле он до такой степени ничего не понимал в происходящих событиях? Себя ли самого убаюкивал лживый и льстивый раб своими умильными речами или сознательно обманывал властелина?» [84]
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии