Деникин. Единая и неделимая - Сергей Кисин Страница 15

Сплошная конъюнктурщина. Как раз 8-я армия шла в этой кампании от победы к победе, гоня союзников все дальше на Запад. Брусилову поневоле пришлось «корректировать» мемуары (или за него это делали другие), в которых лидеры Белого движения Корнилов, Каледин, Деникин были представлены недисциплинированными и бездарными генералами. На самом деле «вторая шашка» России Каледин («первая шашка» — командующий знаменитым 3-м конным корпусом генерал граф Федор Келлер, громивший австрийцев по соседству в Буковине, «третья шашка» — начальник Уссурийской конной дивизии генерал Александр Крымов) был исключительно одаренным военачальником. Не случайно именно его сделали командующим лучшей в той войне русской армии.

Вряд ли сегодня в вайнахских горах можно найти хоть одну семью, в которой бы вам не сказали, что входивший в состав Туземной, или Дикой, дивизии Чеченский полк (в Ингушетии будут утверждать, что именно Ингушский полк) наголову разбил Стальную дивизию германцев, взяв тысячи пленных. Будут доказывать это якобы даже имевшей место благодарственной телеграммой Николая II. Для национального самолюбия этот елей ласкает уши почище нежнейшего объяснения в любви. Жаль, что он не имеет ничего общего с историей. По той простой причине, что Дикая дивизия в тот момент находилась совершенно на другом участке фронта, в Буковине. А схлестнуться со «стальными» в ходе их контрудара как раз пришлось русским «железным».

17 июня «железные стрелки» Деникина у Киселина и Затурцев сошлись со знаменитой 20-й Брауншвейгской «Стальной» пехотной дивизией, которая вместе с 19-й Ганноверской входила в состав 10-го Нижнесаксонского корпуса генерала Вальтера фон Лютвица, пытавшегося прорвать оборону 8-й армии.

«Стальные» годом ранее участвовали в Горлицком прорыве, где преградили русским путь в Венгрию. Брауншвейгцы пользуются в Германии репутацией людей сильных, хладнокровных, спокойных и молчаливых, а ганноверцы — упорных. Упрямство же деникинских стрелков было доказано уже двумя годами войны. Стало быть, сам Марс велел заскрежетать металлу о металл так, чтобы кровавые искры посыпались.

Деникин писал об этих боях: «четыре дня немцы засыпали нас тысячами снарядов, много раз переходили в атаки, неизменно отбиваемые. И однажды утром перед их позицией появился плакат «Ваше русское железо не хуже нашей германской стали, а все же мы вас разобьем!». «А ну, попробуй!» — гласил короткий ответ моих стрелков. 20 июня, после 42-й атаки, «Стальную» дивизию, ввиду больших потерь, отвели в резерв. Но и в наших полках, особенно в 14-м и 16-м, оставалось по 300–400 человек».

Можно себе представить, что такое 42 атаки «молчаливых» и «упорных» тевтонов, стальными касками пытавшихся пробить брешь в железной обороне Деникина. Однако эти каски они об него и разбили. Удивительно, как в гуще боев и беспрерывных обстрелов Деникин умудрялся выкраивать время для чтения — взахлеб читал модного тогда итальянского писателя-романтика Габриэле д’Аннунцио.

Как писал об этих боях на тот момент генерал-квартирмейстер германской армии генерал Эрих фон Людендорф: «Русская атака в излучине Стыри, восточнее Луцка, имела полный успех. Австро-венгерские войска были прорваны в нескольких местах, германские части, которые шли на помощь, также оказались здесь в тяжелом положении, и 7 июля генерал фон Линзинген был принужден отвести свое левое крыло за Стоход. Туда же пришлось отвести с участка южнее Припяти правое крыло фронта генерал-фельдмаршала принца Леопольда Баварского, где была расположена часть армейской группы Гронау.

Это был один из наисильнейших кризисов на Восточном фронте. Надежды на то, что австро-венгерские войска удержат неукрепленную линию Стохода, было мало».

К 1 июля наступление фронта вышло на реку Стоход, где и затормозилось. Этому способствовало то, что намеревавшиеся атаковать одновременно с Юго-Западным фронтом Эверт и Куропаткин несколько раз переносили даты начала наступления, опоздав на месяц, в результате чего «вспомогательный» удар Брусилова оказался главным и самым успешным. Причем наступление Куропаткина с Рижского плацдарма, как и Эверта на Барановичи, закончилось лишь огромными потерями, не принеся никаких результатов.

В августе Брусилов продолжил давление на немцев и австрийцев, разбивая их дивизии по мере их поступления с Западного фронта. Однако протиснулся лишь в Буковину и Карпатскую Русь, взяв Станислав (ныне — Ивано-Франковск). С одной стороны, при пассивности других фронтов союзники имели возможность перебрасывать свои войска в Галицию и Буковину, с другой, видя позицию «коллег», и сам Брусилов решил поберечь силы. Стратегического смысла бесплодных и кровавых атак на Стоходе уже не было.

К осени боевые действия на фронте стали затихать, обе стороны уже были вымотаны до предела (у русских более 62 тысяч погибло и умерло от ран). Однако главную свою потерю понес начальник 4-й стрелковой дивизии Деникин — осенью в Киеве, на квартире сына на Большой Житомирской улице от воспаления легких скончалась его 73-летняя мать Айжбета-Елизавета. Долго и мучительно она болела, восемь месяцев не вставала с постели. «Впереди жуткая пустота и подлинное одиночество. У меня ведь никого нет, кроме нее», — писал он своей будущей жене Ксении Чиж.

В результате Брусиловского прорыва Центральные державы понесли самые значительные потери за одну кампанию в этой войне — 1,5 млн убитыми, ранеными и пленными. Для того чтобы остановить «русский паровой каток», им пришлось перебрасывать с Западного, Итальянского и Салоникского фронтов 31 пехотную и з кавалерийские дивизии (более 400 тысяч штыков и сабель), включая две турецкие. Это не только спасло Италию от разгрома, но и позволило ей выиграть наконец седьмую битву на реке Изонцо. На Западном фронте англичане и французы вздохнули спокойно под Верденом и смогли успешнее маневрировать в сражении на Сомме. Австро-Венгрия после колоссальных потерь (500 тысяч одних пленных) была уже небоеспособной. 86-летний император Франц-Иосиф не выдержал подобной встряски и вскоре отошел в мир, где нет войн.

Более того, бывшая ранее нейтральной Румыния после громких побед России приняла решение о вступлении в войну на стороне Антанты. На свою и нашу головы.

Сам Брусилов отмечал впоследствии: «Эта операция доказывает также, что мнение, почему-то распространившееся в России, будто после неудач 1915 года русская армия уже развалилась — неправильно: в 1916 году она еще была крепка и, безусловно, боеспособна, ибо она разбила значительно сильнейшего врага и одержала такие успехи, которых до этого времени ни одна армия не имела».