Еретики и заговорщики - Максим Зарезин Страница 15

Бояре желали перемен, чтобы дать отпор высокородным конкурентам, удельные князья желали перемен, чтобы изменить свою участь, Деспина Софья Палеолог желала перемен, чтобы наследником престола сделался ее сын Василий. Этих обстоятельств было более чем достаточно, чтобы эти разные силы ощутили некую общность интересов, но недостаточно, чтобы сформировать единую оппозиционную структуру.

Политическая фронда сводилась к моральной поддержке сына Софьи в противовес законному наследнику. В пику этому движению, силы, поддерживающие сложившийся порядок вещей, — назовем их условно «партией власти», — сплотились вокруг великого князя и Ивана Молодого. Раскол в правящей элите сталь не только реальностью, но и превратился в важнейший фактор политической и даже духовной жизни Московской Руси.

1477–1478 годы правительство Ивана III было занято усмирением выступлений новгородцев, тяготившихся жесткой московской опекой, попытками укоренить новые порядки в народной вечевой почве, за пять веков привыкшей к самодеятельности. Но самые тяжкие испытания за все правление Ивана III, да и, пожалуй, за все XV столетие ждали Московию в последующие два года. Не будет преувеличением взять за точку отсчета март 1479 года — рождение Василия, сына Софьи Палеолог.

С этого момента напряжение явственно нарастает. И оппозиционеры внутри страны, и недруги Москвы за рубежом сразу смекнули, что в политическую реальность вошло новое важное обстоятельство, влияющее на настоящее и будущее династии Рюриковичей и Русского государства, возник фактор нестабильности, или, выражаясь образно, посеяно семя раздора, способное очень скоро вырасти в дерево и принести плоды мятежей и разрушений.

Не появись на свет княжич Василий, разрешилась бы от бремени Деспина Софья очередной девочкой, все равно бы над Москвой сгустились тучи, но, повторимся, появление у признанного наследника очевидного конкурента, несомненно, повлияло на «ухудшение погодных условий». Если развивать далее метеорологическую тему, то можно сказать, что на Москву надвигались несколько циклонов, способных в перспективе соединиться в один грозовой фронт.

В конце 70-х годов происходили интенсивные переговоры о совместном выступлении против Ивана III между польским королем Казимиром и ордынским ханом Ахматом — последним властителем «улуса Джучиева», у которого имелись далеко идущие планы, и что еще более важно — силы и средства, чтобы их воплотить в жизнь. Волжская Орда намеревалась ни много ни мало восстановить контроль над Северо-Восточной Русью. Польша стремилась перехватить стратегическую инициативу из рук Москвы, распространить свою сферу влияния на Новгород. В конце 1479 года принципиальная договоренность о нападении на Русь Литвы и Орды была достигнута, при этом король почти наверняка дал знать хану о растущей активности внутренней оппозиции Ивану III.

Воскресенский собор в Волоколамске, построенный по указу Бориса Волоцкого

Русские летописцы приписывают братьям государя Борису Волоцкому и Андрею Углицкому роль инициаторов и прямых пособников готовящегося вторжения. Московский свод конца XV века сообщает следующее: «Того же лета злоименитый царь Ахмат Большия Орды по совету братьи великого князя, князя Андрея и князя Бориса, поиде на православное христианство, на Русь… похваляясь разорити святые церкви и все православие пленити…», «а слышав, что братия отступиша от великого князя, король польской Казимер с царем Ахматом съединишася, а послы царевы у короля беша и съвет учиниша приити на великого князя, царю от себе полем, а королю от себе».

Но выступление Ахмата, а значит, и литовцев, могло произойти не ранее апреля — мая, пока не подрастет трава, а значит, у ордынских коней не появится корм. Так, собственно, и произошло: летописец повествует о событиях следующего, 1480 года. Между тем братья выступили на полгода раньше — в январе.

Толчком к выступлению удельного альянса послужила история, приключившаяся с Иваном Владимировичем Оболенским Лыко. Еще в 1478 году Иван III свел этого князя с наместника Великих Лук по жалобам горожан на его притеснения и беззакония. По мнению В. Д. Назарова, в ситуации с Иваном Лыко великий князь стремился завоевать симпатии жителей Великих Лук: некоторые иски были «поклепными» и рассматривались не должным образом — без суда. Обиженный боярин отправился служить к Борису Васильевичу Волоцкому, что в свою очередь очень не понравилось государю. Разгневанный великий князь отправил во владения брата вооруженную экспедицию, дабы вернуть ослушника, но получил достойный отпор: государь велел Ивана Лыко «поимати середь двора у князя Бориса на Волоце, и князь Борис да отнял у него сильно».

На требование выдать перебежчика «с головой» последовал отказ. И эта позиция удельного князя зиждилась на правовой основе. В «докончанье» — договоре между Борисом Волоцким и Иваном III, заключенном в 1473 году, стороны условились, что «бояром… промеж нас волным воля», за одним исключением — «не принимать князей служебных с вотчинами». Но Иван Лыко под это исключение не попадал. Борис Васильевич резонно отвечал на притязания старшего брата: «Кому да него дело, ино на него суд да исправа».

На том великий князь не успокоился. В октябре 1479 года в Новгород, где тогда находился Иван III, пришло сообщение, что беглый князь пребывает в своем селе близ Боровска. Государь приказал своему тамошнему наместнику Василию Федоровичу Образцу схватить Ивана Лыко, что и было сделано. Князя в оковах привезли в Москву. В ответ Борис Волоцкий и Андрей Углицкий отступили от великого князя и, «пометавши городы свои», двинулись к литовскому рубежу. Узнав о мятеже, Иван III спешно вернулся в столицу.

Была ли агрессивная реакция Ивана III на переход своего бывшего наместника на службу брату Борису продиктована боязнью опасного прецедента и желанием преподать наглядный урок потенциальным перебежчикам? Не думал ли великий князь противоправными действиями спровоцировать и без того обиженных на него братьев на неподготовленное, не поддержанное Литвой и Ордой выступление? В этом случае это был бы рискованный шаг, но и риск — оправданным.

Осенью 1479-го Иван III наверняка знал и о сношениях между Казимиром и Ахматом, и об их планах совместного удара по Руси, и о том, что союзники рассчитывают на недовольство удельных князей, или даже находятся в прямом с ними сговоре. А тут еще, по утверждению В. Н. Татищева, к великому князю поступили известия о том, что новгородцы, «забывше свое крестное целование, мнози начата тайне колебатися, и королем ляцким и князем литовским съсылатися, зовуще его с воинствы в землю новгородскую, и король обещал итти к Новугороду, a к хану Большой орды посла звати на великаго князя, и к папе посла просить денег на подмогу». Над Русским государством нависла страшная угроза — оказаться в кольце врагов, действующих совместно с внутренней оппозицией.

Столь же драматическая для Москвы ситуация сложилась почти за сто лет до описываемых событий в 1375 году, когда ярлык на великое княжение получил Михаил Тверской и перед Москвой замаячила мрачная перспектива союза Литвы, Твери и Орды. Тогда Дмитрий Донской отреагировал не мешкая: выступив против Твери и осадив город, вынудил Михаила отказаться от ярлыка.