Король Карелии. Полковник Ф. Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг. - Ник Барон Страница 15

Для нападения была выбрана ночь 11 сентября. Мы дождались, пока с западной части неба не пропадет последний луч, и, когда в лесу окончательно стемнело и все стихло, 600 человек единой колонной начали пробираться по предательскому болоту. Все блестящие части оружия и обмундирования были прикрыты. В полной тишине люди двигались подобно теням, никто не произносил ни слова, даже когда солдаты, идущие в начале колонны, нашли и перерезали проволоку и достигли, наконец, прикрытия сараев, стоящих на отшибе, где они залегли на земле и ждали, пока не подтянулись последние бойцы нашей длинной колонны.

Город находился от нас в четверти мили пересеченной местности, местами заросшей кустами. В окнах горел свет, были хорошо слышны голоса и звуки аккордеона. Шепотом был отдан приказ идти вперед. Карелы рассредоточились по пустырю, но не удалось им пройти и половину пути, как справа раздался крик и звук выстрела, затем секундная тишина, еще несколько выстрелов, очередь и снова тишина. Оказалось, что у противника в замаскированном укрытии был форпост из девяти человек, на который и наткнулись наши солдаты. У врага не было ни единого шанса, однако им удалось предупредить гарнизон своими выстрелами.

Впоследствии мы узнали, что майор Куцман, немецкий командующий, услышав стрельбу, в спешке собрал своих немецких подчиненных, большую часть корреспонденции и местные денежные запасы, которые не успел вывезти его предшественник, скрывшийся в Финляндии за два дня до этих событий с шестью тысячами фунтов стерлингов. Со всем этим он сел на моторную лодку и, взяв на буксир еще десять лодок, сбежал в западном направлении, однако перед этим в заливе и на берегу он с помощью гранат разрушил столько лодок, сколько было возможно в такой спешке. Разумеется, мы не смогли организовать преследование, однако эта стратегия крайне эффективно отрезала путь к отступлению для оставшейся части его гарнизона.

Имевшихся у нас сил было недостаточно, чтобы окружить весь город, и мы сосредоточили внимание на тех местах, где, как было известно, размещались вражеские войска. Казармы противника были захвачены очень быстро. Враг крайне неразумно попытался бежать через тренировочный зал, и результат этого решения напоминал попадание бомбы в траншею на французском фронте — один пулемет поставили в окно, другой — в дверной проход, а тех, кто пытался бежать через другие окна, поджидали штыки. В остальных местах сопротивление было подавлено так же быстро; из всего гарнизона выжили лишь те, кому посчастливилось добраться до леса, но и там они нашли лишь временную безопасность, поскольку их выследили и перебили в течение нескольких следующих дней.

Из захваченной корреспонденции было видно, что в Ухту неоднократно и безрезультатно запрашивались подкрепления, что противоречило докладам разведки в Мурманске и подтверждало нашу правоту.

В наши руки попали орудия, окопные минометы, пулеметы, боеприпасы, много продовольствия и, конечно, оставшиеся лодки. Захваченные в Ухте флаги напомнили нам о том, что у нас до сих пор не было полкового знамени. Чтобы устранить этот недостаток, я написал домой брату и заказал четыре флага с эмблемой нашего полка, в качестве которой, если вы помните, служил зеленый трилистник. Чтобы он выделялся ярче, для фона был выбран оранжевый цвет. Карелы так восхищались этим красивым знаменем, что, в конце концов, выбрали его в качестве национального флага, а когда им объяснили, что три листика имеют религиозный смысл, символизируя веру, надежду и милосердие, флаг был безоговорочно поддержан и церковью. Сам Святой Патрик не стал бы возражать против интерпретации значения, которое нес скромный цветок со склонов Слемиша ^[26]. Одно из наших знамен развевалось на флагштоке здания городского совета в Ухте, другое — над казармами и зданием телеграфа в Юшкозере, примерно в девяноста милях от Ухты, третье — над казармами в Кеми, и четвертое было поднято под «Юнион Джеком» ^[27] над зданием штаба Карельского полка на станции Кемь.

Германский штаб и его охрана смогли добраться до большой деревни Вокнаволок, находившейся в сорока пяти километрах в сторону границы. Там они остановились, поджидая подкреплений из Финляндии. В этом месте к ним присоединились еще 200 человек, однако промедление в шесть дней обошлось им слишком дорого: их позиция стала смертельной ловушкой, так как превосходящим силам карелов удалось полностью окружить деревню. Несмотря на возражения карелов, я написал немецкому командующему, предлагая ему и его людям безопасный проход в Финляндию при условии, что они сдадут все оружие и возьмут продовольствие лишь на четыре дня. В этом предложении он, очевидно, увидел ловушку и, к сожалению, отказался сдаться. Второго октября он попытался прорваться к границе, но до нее практически никто не добрался. За один день боев он потерял 214 человек убитыми, после чего беспорядочное бегство продолжалось до самой границы.

Тем временем мне пришлось оставить Ухту, чтобы как можно быстрее добраться до Кеми, где я должен был взять командование над войсками. Уезжал я с легким сердцем, так как ничто не могло помешать полной победе и изгнанию с карельской земли всех захватчиков до единого. Была организована сильная пограничная охрана и тщательно укреплены все стратегически важные пункты. Хитон остался в Юшкозере, чтобы заведовать транспортом и подвозом припасов с помощью портативной радиостанции (карелы проявили поразительную изобретательность, сумев поднять 200-футовую мачту без каких-либо механизмов).

Поскольку опасности со стороны врага больше не было, путешествие вниз по реке показалось несколько скучным — впрочем, это отчасти компенсировалось волнением, с которым приходилось нестись вниз по порогам, а также возросшей скоростью лодок. Местность вокруг изменила свой облик и оделась в осенние цвета. Дикие птицы — лебеди, гуси и утки — собирались в стаи перед отлетом на юг. За очередным поворотом реки больше нельзя было обнаружить два-три утиных выводка, бесшумно уступающих дорогу лодкам: вместо этого очередной плес был либо пуст, либо покрыт сотнями уток; к концу же путешествия мы встречали стаи из тысяч птиц. Гуси вели себя более скромно, чем обычно, и попадались на реке довольно редко, предпочитая озера, более отдаленные от маршрутов людей. Мы хотели подстрелить гуся из стаи, собравшейся на большом озере Панозеро, однако их часовые были настороже и всполошили остальных. В следующее мгновенье туманный воздух наполнился беспорядочными криками птиц и хлопаньем тысяч крыльев, после чего птицы скрылись в предрассветной темноте.

Перед самой Кемью нам посчастливилось увидеть поразительное зрелище — начало массового исхода. В течение последних двух недель во всей Карелии дикие птицы объединялись для отлета на юг, используя военную метафору, сначала в роты, потом в батальоны и бригады, а сейчас слились в огромные армии и поднимались в небо, занимая каждая свою высоту. Воздух был наполнен хлопаньем миллионов — без преувеличения — крыльев. Их стаи шириной в полмили тянулись по небосводу от горизонта до горизонта, на все тридцать верст, что мы могли охватить взглядом, и им не было конца. Глубину этого огромного скопления птиц было трудно оценить: казалось, что лебеди и гуси предпочитали лететь выше, чем утки, поднимаясь на 1000 футов. Обычно они минут пятнадцать маневрировали, чтобы занять нужную позицию, затем, словно услышав какой-то безмолвный сигнал, все разом начинали лететь на юг, соблюдая абсолютную гармонию. Южный край этой огромной массы птиц выстраивался в четкую и прямую, как стрела, линию, на острие которой летели вожаки, за ними стройный порядок постепенно нарушался, и в конце стаи царила полная неразбериха, в которой отстающие птицы торопились занять свои места. Понемногу издаваемый ими шум стихал, и на небе становилось светлее, когда очередная стая исчезала за южной стороной горизонта, оставляя за собой полную тишину и чувство потери, напоминавшее о скором наступлении полярной зимы.