Красавица и чудовище - Татьяна Тарасова Страница 15

Внешности Иры я придавала всегда большое значение. О костюме уже было сказано, не меньшую роль играла и прическа. Когда я ее, еще подростка, причесывала к соревнованиям, то накладывала шиньон — это было модно. Но потом пришла к убеждению, что маленькая кичка (узел на гладко зачесанной голове, обычная прическа классических танцовщиц) больше всего к лицу Моисеевой — и любила ее именно в этом стиле. Все фигуристки коротко стриглись, и одна Ира выходила с гладко причесанной головой, посаженной на длинную красивую шею, на которую в ряд, наверное, можно было надеть сто колье.

Как мне нравился этот профиль! Потом она постриглась, но это дело уже не моих рук…

А тогда в Японии, после того как они выиграли чемпионат мира, Ира сказала: «Татьяна Анатольевна, поехали платье выбирать». Мне не надо было объяснять, что предстоит покупка свадебного наряда. Мы с Ирой отправились в английский магазин, потому что в японском на Иринин рост ничего купить нельзя, и не вылезали оттуда целый день, пока не выбрали самое-самое… Денег платье стоило больших, но шло Ире необыкновенно. Все свадебные фотографии Иры и Андрея я храню. Я даже была их свидетелем во Дворце бракосочетания. Из дворца они поехали к могиле Неизвестного солдата, а потом красивые и счастливые явились в Лужники на каток «Кристалл», где шла тренировка. Занятия прервались, дети бросились к Ире и Андрюше. То, что Моисеева и Миненков в свой самый счастливый день пришли на каток, без сомнения говорило о том, какое огромное значение имеет для них фигурное катание.

Победа в Японии — последняя их победа на чемпионате мира. Были еще успехи, но уже не столь значительные, и, увы, их случилось немного. На следующий год в Канаде, в Оттаве, где проходил очередной чемпионат мира, Моисеева и Миненков проиграли. Проиграли с одной из самых любимых моих программ, построенной на мелодии Леонарда Бернстайна из «Вестсайдской истории». Обычно в программах при сменах темпа меняется музыка, а здесь шло одно произведение, которое нельзя было резать. Этот танец оказался для Иры и Андрея очень близким, отвечал их душевному настрою — катались они вдохновенно. Еще до чемпионата мира, на чемпионате Европы во Франции, я поняла, что с подобного рода программой мы несколько поторопились. Мне говорили: «Технически все, конечно, безупречно, но скучно, весь танец под одну мелодию…» Но скучать, судя по реакции зрителей, никому, кроме специалистов, не приходилось. Спустя шесть лет произвольный танец с единым, или, как говорят, сквозным, сюжетом на единую музыку показали двукратные чемпионы мира англичане Джейн Торвилл и Кристофер Дин — и стали трехкратными. Их программа была принята с восторгом.

Да, мы немного опередили время. Но не только это помешало Моисеевой и Миненкову заставить поверить судей в жизненность необычной в те годы программы. Чемпионы мира — как правило, законодатели моды, однако это право получают, как мне кажется, только многолетние лидеры. Чемпионский стаж Иры и Андрея в то время измерялся всего одним годом, вот почему то новое, что предлагали мы, легко находило противников.

Впрочем, чемпионат Европы 1978 года ребята выиграли. Но не вызывало сомнений, что на чемпионате мира основными конкурентами Иры и Андрея будут Наташа Линичук и Гена Карпоносов. Ученики Елены Анатольевны Чайковской больше и лучше тренировались, я бы сказала, более целенаправленно. Мои же питомцы, как никогда, подолгу выясняли на льду отношения. К тому же в тот год у Наташи и Гены получился отличный, на мой взгляд, лучший за всю их спортивную жизнь произвольный танец и замечательный в оригинальной программе пасодобль, который органически соответствовал характеру этого дуэта.

При исполнении обязательного танца — романтическое танго — Ира споткнулась. И тут же, на этом же шагу, вслед за ней споткнулась и Наташа, но оценки Линичук и Карпоносов получили выше. Такая ситуация не смутила, а, наоборот, раззадорила Моисееву и Миненкова, произвольный танец они прокатали на таком высоком уровне, вложив в него столько экспрессии, что в зале установилась абсолютная тишина. Кроме музыки, можно было услышать, наверное, только мое дыхание. И когда в финальном такте Андрей поднял Иру на руки, я сказала: «Всё». Я не сомневалась — победа за нами. Он повторил за мной: «Всё!» И тут же споткнулся, уронил партнершу, и они покатились кубарем по льду.

Потом Андрюша говорил, что я его сглазила, но, конечно, дело не в одном слове, сказанном вроде бы под руку. Они могли выиграть, но могли и проиграть, что и случилось. В тот год дуэт Моисеева — Миненков не выглядел абсолютно сильнейшим, это был не чемпионский дуэт. Они плохо тренировались накануне решающего старта, тратя время на выяснение, кто в их паре главный, и совсем перестали меня понимать.

Ира и Андрей всегда занимались очень нервозно, а тут они, почувствовав себя полноправными чемпионами (в 1975 году они знали, что Пахомова и Горшков вернутся на лед), совсем распустились и стали выяснять и оспаривать правильность каждого шага, пропустив в спорах буквально месяцы тренировок. Я разными способами пыталась пресечь разгильдяйство. Наконец обратилась к родителям, но и вмешательство родителей ни к чему не привело, они словно закусили удила.

Перед отъездом в Канаду я сказала дома о своем нежелании ехать, потому что знала — ребята проиграют. Так готовиться к чемпионату мира нельзя.

С Родниной и Зайцевым я уехала после чемпионата в турне по Америке. Там все время думала об Ире и Андрее. Накупила пластинок, подобрала им музыку, придумала, какие танцы мы с Леной будем им ставить.

О Елене Матвеевой, балерине Большого театра, надо сказать особо. В жизни Иры и Андрея она сыграла большую роль. Лена — моя давняя подруга, ее я пригласила хореографом в 1976 году. Мы работали с ней очень дружно. Ира и Андрей стали ее любимцами, она в них просто души не чаяла, и когда я отдала их Пахомовой, она ушла вместе с ними.

Летом на тренировках, предшествовавших чемпионату в Канаде, мы еще работали вместе, вчетвером. Идея показательного танца «Кармен», одного из лучших танцев Моисеевой и Миненкова, с которым они объездили весь мир, принадлежит Лене. Мы подбирали к этому танцу движения, репетировали его с Матвеевой дома задолго до сборов. Лена всегда мечтала поставить Ире и Андрею «Кармен», она их «видела» в этом танце. Мы много спорили, но никогда не разделяли, какой элемент придумала она, какой я. Редкий случай, когда я уживалась с хореографом. Единственное, что мне не нравилось, так это то, что когда я ругала ребят (или их наказывала) и они, оскорбленные, обычно уезжали в угол катка, следом за ними туда отправлялась и Лена — успокаивать их. Она «в углу» разучивала с ними то, что им хотелось, или так, как им нравилось. Я считала подобные уступки капризам спортсменов антипедагогичными, у тренера и хореографа должна быть единая линия в работе с учениками. У меня же не было ни сил подстраиваться под настроение учеников, ни времени. Помимо Моисеевой и Миненкова, в группе занималось еще семь дуэтов. Отношения наши зашли в тупик. Переносить постоянное психологическое напряжение на тренировках мне становилось все труднее и труднее. Меня ругали за их слабые (конечно, применительно к ним) обязательные танцы. А что ругать: обязательные танцы — это прежде всего огромный и постоянный тренинг. Ира же и Андрей все, о чем не договорили дома, приходили выяснять на тренировках. Настоящей работы уже быть не могло. Миненкова я предупреждала: «Возьми себя в руки, или я передам вас другому тренеру». Я так измучилась, меня всегда угнетает, когда тренировка проходит непродуктивно. Но мое предупреждение они всерьез не приняли.