Кустодиев - Аркадий Кудря Страница 15

На нынешней выставке вновь великолепны работы В. А. Серова — «Выезд цесаревны Елизаветы Петровны и Петра II на охоту», портрет дочерей Боткиных и особенно замечательный по психологической глубине портрет Николая II (в тужурке). Интересны, как бывало и прежде, картины Коровина, Сомова, Врубеля… Но более всего Кустодиев любуется полотном А. П. Рябушкина — «Русские женщины XVII века в церкви». Сколько в картине света, радости, какой чудесный колорит! Право, настоящее искусство и должно быть таким — нести зрителю свет и радость.

За художественными впечатлениями не забыта и пленившая сердце в усадьбе Высоково Юлия Прошинская. В Петербурге их встречи продолжаются, и об этом девушка как бы мимоходом сообщает в письмах Юлии Петровне Грек, обращаясь к ней «дорогая и милая мамочка». «Вчера, — пишет Юлия 29 января 1901 года, — был Мазин и Кустодиев. Сегодня иду в Александринский театр» ^[80]. «Два дня позировала. Мазин рисует портрет в натуральную величину. Вчера был Кустодиев, просил позволения тоже рисовать с Мазиным, и сегодня оба придут…» ^[81] «Кустодиев на днях уезжает в Москву, — пишет Юлия 13 февраля. — Он кончил мой портрет и подарил его мне» ^[82]. Через неделю, 20 февраля: «В газете “Новое время” Кустодиева очень хвалили…» ^[83]

Последнее сообщение требует комментария. Художественный рецензент «Нового времени», выступавший под псевдонимом «Сторонний», в обзоре академической весенней выставки упомянул: «Из портретов очень хорош “портрет И. Я. Билибина” работы Б. Кустодиева» ^[84].

С Иваном Яковлевичем Билибиным Кустодиев познакомился с осени предыдущего года, когда Билибин начал посещать на правах вольнослушателя мастерскую Репина. К тому времени Билибин уже завершил обучение на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета. Но его влекло иное — живопись, а более конкретно — иллюстрирование русских народных сказок. В свое время Билибин обучался в мастерской Ашбе в Мюнхене, затем — в мастерской, устроенной княгиней Тенишевой, где преподавал Репин.

Один художник, близко знавший Билибина еще по Тени— шевской школе, вспоминал: «Перед уходом в Академию Билибин… сшил себе длиннополый сюртук, вроде онегинского, с огромным воротником… После перехода в Академию Иван Яковлевич окончательно тонет в русском стиле…» ^[85]

В этом самом длиннополом «онегинском» сюртуке, с красным цветком в петлице, в манере, напоминающей портреты Цорна, и изобразил его Кустодиев.

В том же экзотическом сюртуке запомнила Билибина его соученица по мастерской Репина А. П. Остроумова-Лебедева: «Он был очень красив. При бледно-матовой смуглой коже у него были синевато-черные волосы и красивые темные глаза. Билибин знал, что он хорош, и своими неожиданными нарядами удивлял товарищей. Он мне очень запомнился, когда приходил в ярко-синем сюртуке…» ^[86]

С годами Билибин стал очень близок Кустодиеву. Их объединяли и некоторое сходство характеров, и совместная работа в художественном обществе, и свойственная обоим любовь к изображению русского национального быта.

Исполненный Кустодиевым портрет Билибина ждала счастливая судьба. Его заметили на академической выставке и вскоре отправили на международную выставку в Мюнхен, где работа удостоилась золотой медали.

В письме своей приемной матери, Ю. П. Грек, от 30 мая 1901 года Юлия Прошинская упоминает, что, когда дирекция мюнхенской выставки обратилась к Кустодиеву за разрешением фотографировать портрет Билибина, она перевела ответ художника на французский язык.

Весной Репин привлекает Куликова и Кустодиева для помощи в исполнении весьма ответственного заказа — огромного полотна «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения». Кустодиева ответственное задание воодушевило. Он пишет Куликову: «Работы много и работы интересной, да еще с Ильей, есть чему поучиться» ^[87].

Репин договаривается с руководством Государственного совета, что все участники торжественного заседания, фигурирующие на полотне, должны непременно позировать в Мариинском дворце ему и двум его помощникам.

Юбилейное заседание совета уже состоялось, а основная работа над картиной еще впереди. Пока же Репин с помогающими ему Куликовым и Кустодиевым занят вычерчиванием сложной перспективы, используя при этом как образец знаменитую фреску Рафаэля «Афинская школа».

Об удаче с портретом Билибина и необходимости провести часть лета в Петербурге ввиду сотрудничества с Репиным Кустодиев сообщает матери. Екатерина Прохоровна в ответ пишет: «Радуюсь твоим успехам… и в то же время скорблю, что ты недоволен собой. Да когда же наступит такое время, когда ты скажешь себе: теперь, слава Богу, я удовлетворен… Жаль, что тебе придется работать летом в Питере, откуда чуть ли не все собаки в это время убегают» ^[88].

Матери хотелось бы, чтобы сын приехал как-нибудь в Батум и посмотрел на их дом, где она живет вместе с дочерью Катей, ее мужем Александром Вольницким (зятя она зовет на грузинский манер — Сандро) и внучкой Галей. «Наш сад с кипарисами и магнолиями напоминает какую-то картину из жизни Константинополя. Я жалею, что ты не видишь этого; это что-то такое до того чарующее и волшебное, что не хочется закрывать окно» ^[89].

О поездке в Батум ее сын пока не думает. Он с нетерпением ждет, когда члены Государственного совета, позирующие для картины Репина, разъедутся на каникулы и он будет свободен. Наконец в июне Кустодиев смог выехать в Костромскую губернию — там он вновь будет встречаться в Высоково с Юлией Прошинской. Поселился художник в расположенной вблизи Высоково деревне Клеванцево, в пустующей летом школе, построенной сестрами Грек на собственные средства в память о покойном брате.

Их брат, Александр Петрович, некогда служил в Петербурге в одном учреждении с надворным советником Евстафием Постумьевичем Прошинским. Семьи Грек и Прошинских, имевшие польские корни, дружили, и после безвременной смерти Евстафия Прошинского сестры Грек, своих детей не имевшие, взяли малолетних Зою и Юлию к себе на воспитание.

Подруга Юлии Прошинской актриса Елена Полевицкая вспоминала: «Мы обе воспитывались в Санкт-Петербургском Александровском институте (интернате), общеобразовательные классы которого мы закончили в 1898 году. Юлия Прошинская, девушка гордая, полька по крови, католичка по религии, держалась одиночкой… Выйдя из института, она занялась живописью. Она и в институте была одной из четырех воспитанниц, которые пользовались, как отличницы в этом предмете, уроками живописи масляными красками…» ^[90]