Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году - Леонид Млечин Страница 15

26 февраля войска стреляли по взбунтовавшимся демонстрантам. Начальник Петроградского охранного отделения доложил Министерству внутренних дел: «Во время беспорядков наблюдалось как общее явление крайне вызывающее отношение буйствовавших скопищ к воинским нарядам, в которые толпа в ответ на предложение разойтись бросала каменьями и комьями сколотого с улиц снега. При предварительной стрельбе войсками вверх толпа не только не рассеивалась, но подобные залпы встречала смехом. Лишь по применении стрельбы боевыми патронами в гущу толпы оказывалось возможным рассеивать скопища, участники коих, однако, в большинстве прятались во дворы ближайших домов и по прекращении стрельбы вновь выходили на улицу».

Иначе говоря, пытались применить силу. Не помогло.

А 27 февраля к мятежникам присоединились запасные батальоны гвардейских полков. Лев Троцкий вспоминал: «Солдаты проходили с революционными песнями и красными ленточками на груди. Это казалось невероятным, как во сне».

Первым поднял солдат унтер-офицер Тимофей Иванович Кирпичников из учебной команды запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка. Уговорил солдат переходить на сторону восставшего народа. Один из командиров полка обратился к солдатам:

– Дорогие друзья и товарищи волынцы! На вашу долю выпало счастье первыми принять участие в освободительном движении, быть искрой, охватившей пожаром всю нашу необъятную матушку-Россию. В этом пожаре сгорел старый ненавистный строй.

За заслуги перед революцией Кирпичникова произвели в подпрапорщики. Наградили Георгиевским крестом. В Гражданскую войну Кирпичников перешел к белым. Но один из полководцев Добровольческой армии генерал Кутепов вспомнил его роль в Февральской революции и приказал расстрелять.

Петроград охвачен мятежом. А Николай в тот же день пишет жене из Ставки: «Как счастлив я при мысли, что увидимся через два дня! После вчерашних известий из города я видел здесь много испуганных лиц. К счастью, Алексеев спокоен, он полагает, что необходимо назначить очень энергичного человека, чтобы заставить министров работать для разрешения вопросов: продовольственного, железнодорожного, угольного и т. д. Беспорядки в войсках происходят от роты выздоравливающих, как я слышал».

Николай подписал указ Правительствующему сенату: «На основании статьи 99 Основного Государственного Законодательства повелеваю занятия Государственной думы прервать с 26 февраля сего года и назначить срок их возобновления не позднее апреля 1917 года в зависимости от чрезвычайных обстоятельств».

27 февраля Родзянко телеграфировал императору: «Занятия Государственной думы указом Вашего Величества прерваны до апреля. Последний оплот порядка устранен. Правительство совершенно бессильно подавить беспорядки. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров… Повелите в отмену Вашего Высочайшего указа вновь созвать законодательные палаты. Государь, не медлите. Если движение перебросится в армию, восторжествует немец, и крушение России, а с ней и династии, неминуемо».

Двоюродный брат императора великий князь Кирилл Владимирович приехал к петроградскому градоначальнику Александру Балку.

– Каково, по-вашему, положение? – спросил Кирилл.

– Военный бунт начался с восьми часов утра и до сих пор не только не подавлен, а с каждым часом ширится.

– Разве войска из окрестностей не прибыли?

– Насколько мне известно, прибыли два эскадрона, но и они бездействуют.

– Что будет дальше?

– Я полагаю, что ночью столица окажется в руках бунтовщиков.

Движущая сила февральско-мартовских событий – солдаты запасных батальонов. Они всеми силами пытались избежать отправки на фронт, хотели остаться в тылу. В Петрограде скопилось около полумиллиона запасных. Никому в голову не приходило, что солдаты тоже могут поднять мятеж! Солдаты восстали против офицеров и дисциплины, а также против сухого закона, введенного с началом войны. Если бы мятеж был подавлен, их назвали бы мародерами и судили. Но их поддержали депутаты Думы, затеявшие государственный переворот. Вместе они победили и стали именоваться революционерами.

Солдаты просто отказывались исполнять приказы. Дозвониться до начальства уже было невозможно. Кутепов потерял связь со штабом округа. Часть его отряда укрылась в здании миссии Красного Креста, другая смешалась с нахлынувшей толпой. Кутепов остался в одиночестве и спрятался в лазарете, устроенном в доме графа Мусина-Пушкина: «Я подошел к окну и увидел печальную для себя картину – в строю, по отделениям и с оркестром музыки шли по Литейному проспекту солдаты лейб-гвардии Преображенского полка… Было тяжело смотреть на эту картину, и не хотелось верить, что все уже кончено».

Большие потери гвардии в мировую войну потребовали ускоренной подготовки запасных частей. Но эти части, остававшиеся в тылу, ничего общего с прежней гвардией не имели. 2 марта около семи вечера Кутепов уехал из Петрограда, взяв билет на первый попавшийся поезд. Он станет генералом в Белой армии, после поражения в Гражданской войне возглавит русскую военную эмиграцию.

Александр Исаевич Солженицын, посвятив действиям его отряда несколько глав своей эпопеи «Красное колесо», пришел к выводу, что Кутепову удалось сделать «немного, но если бы из тысяч офицеров, находящихся тут, еще хотя бы сто сделали по столько же, то никакая революция бы не произошла». Отчего же остальные офицеры не встали на защиту императора и империи? Потому что командование этого не желало.

Император Николай II телеграфировал командующему столичным военным округом Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией».

Но генерал не знал, как это сделать. Стрелять в толпу, требующую хлеба? Но тут уже столичный гарнизон стал выходить из подчинения.

Хабалов вместе с последним военным министром империи Михаилом Алексеевичем Беляевым предложил вызвать в столицу боевые части. Воспротивился командующий Северным фронтом генерал Николай Рузский: как можно отрывать действующую армию от войны с противником! Предложил пойти на переговоры с революционерами и сформировать новое правительство, которое понравится обществу.

К командующему Северным фронтом обратился председатель Думы Родзянко: «Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно беспомощна восстановить нарушенный порядок. России грозит уничтожение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю единственным и необходимым выходом из создавшегося положения безотлагательное призвание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения».

Кого же, интересно, Родзянко имел в виду? Похоже, себя самого. Пребывал в уверенности, что лучше других сможет управлять огромной воюющей страной.

А что же генерал Рузский? Участие в политической борьбе не входило в его должностные обязанности. Но он переслал телеграмму императору. И до того как поинтересовались его мнением, обозначил свою позицию – он против применения силы: «Дерзаю всеподданнейше доложить вашему величеству о крайней необходимости принять срочные меры, которые могли бы успокоить население, влить в него доверие и бодрость духа, веру в себя и в свое будущее… Позволяю себе думать, что при существующих условиях репрессивные меры могут скорее обострить положение, чем дать необходимое, длительное удовлетворение».