Анатолий Тарасов - Александр Горбунов Страница 15

А Тарасов уже предупреждает:

— Товарищи, завтра ровно в 14 часов тренировка».

Под репортажем подпись — Б. Ильин. Это — псевдоним Ильи Витальевича Бару, блестящего журналиста, писавшего не только о спорте и о людях спорта, военного корреспондента в годы войны, одного из немногих репортеров, освещавших подписание капитуляций и Германией, и Японией.

Бару и Тарасов познакомились почти сразу после войны. Друг друга величали по имени. Илья Витальевич называл Тарасова «злостным болельщиком хоккея», поясняя, что под словом «злостный» он подразумевает огромный вклад тренера в развитие и процветание этой игры в Советском Союзе. Тарасов тем не менее терпеть не мог тех, кто «магнетически» реагирует на победы сборной в крупных международных турнирах. «Он мне много раз повторял одну и ту же фразу, — вспоминал Бару. — “Если мы будем убеждены, что всего достигли, — грош нам цена. Золотые медали чемпионов мира или Олимпийских игр — это далеко не главное. Главное — что-то искать, находить, изобретать”».

Однажды Михаил Михайлович Яншин, большой ценитель и знаток спорта, в разговоре с Бару вспомнил слова Константина Сергеевича Станиславского: обязательность успеха — препятствие для творчества. Тарасов суждение Станиславского своей работой опровергал. У хоккейного мэтра, никогда об обязательности успеха не забывавшего, именно творчество всегда служило достижению главной в спорте цели — результата.

Тактические варианты Тарасов первое время разрабатывал… в неглубоком ящике. Предназначенных для тренеров железных коробок с магнитными фигурками хоккеистов внутри, не говоря уже о компьютерах со специальными программами, тогда не было. Тарасов рисовал хоккеистов на картоне, потом вырезал фигурки, пристраивал к ним кружочки-опоры и часами колдовал в ящике над тактикой, передвигая «игроков» так, как ему виделось.

Незадолго до начала второго чемпионата СССР по хоккею с шайбой спортивное начальство разослало по командам циркуляр: всем в обязательном порядке надлежало иметь в составе тренера, не важно, играющего или же занятого только тренерскими делами. Именно тогда Бобров, говорят, и назвал имя Тарасова, вернувшегося к тому времени в ЦДКА. Фигурируют две фразы Боброва на сей счет. Первая: «Пусть тренером будет Тарасов, он все равно не умеет играть в хоккей». И вторая: «Ты же у нас профессор! “Краткий курс истории ВКП(б)” читаешь!»

Сам же Бобров рассказывал журналисту Борису Левину, что в команде не было человека, который бы так, как Тарасов, «скрупулезно впитывал в себя игру, тренировки, тактику. Он где-то отыскал статью о канадском хоккее на английском языке и буквально “достал” переводчика, переспрашивая смысл каждой фразы и каждого слова».

После ухода из команды играющего тренера Павла Короткова руководители ЦДКА сделали предложение пятерым: Боброву, Бабичу, Виноградову, Старовойтову и Тарасову. Бобров, Бабич и Виноградов отказались, сославшись на то, что хотят только играть; у Старовойтова не было времени — он работал в Военно-политической академии. А Тарасов, которого фактически рекомендовал Бобров, принял предложение как дар судьбы.

В чемпионатах СССР Тарасов провел 100 матчей и забросил 106 шайб. В первом всесоюзном турнире, играя за ВВС, он стал лучшим бомбардиром первенства, забив 14 голов.

Из играющего тренера в просто тренера Тарасов окончательно и бесповоротно переквалифицировался по воле Савина, арбитра матча ЦДКА — «Динамо», ставшего для Тарасова-хоккеиста последним. В одном из эпизодов встречи Тарасов, недовольный решением Савина, жестко ему выговорил. Савин мгновенно произнес: «Две минуты!» И Тарасов, давно Савина знавший и в объективности этого арбитра не сомневавшийся, почему-то громко пригвоздил его: «Динамовец!» Савин удалил Тарасова на всю игру. Больше Анатолий Владимирович на площадке в роли игрока не появлялся.

Начинал же Тарасов в хоккее с шайбой играющим тренером команды ВВС. Он и футбольную команду ВВС тренировал, и хоккейную. При этом состоял в штате ЦДКА.

В хоккейную команду ВВС входили в основном солдаты-срочники, обслуживавшие летное училище. Они были приписаны к роте охраны, занимались всеми видами боевой и политической подготовки, стояли, когда требовалось, в карауле, тренировались в свободное время. Караульных Тарасов научил не тратить время попусту, а периодически, когда никто из офицеров не видит, бегать на месте или же, если позволяли условия, совершать короткие пробежки вправо и влево, вперед и назад, прямо, боком, спиной вперед.

«Жили, — вспоминал Тарасов, — дружно, по-спартански. Нас отличали организованность, веселый нрав и трудолюбие. Командование училища распорядилось добавлять к солдатскому пайку чуть больше жиров и углеводов. Мне нравилось наблюдать, с каким аппетитом ребята уничтожали всё то, что им давали на раздаче. Посуда после них казалась вымытой».

На предварительном этапе первого хоккейного чемпионата страны молодая солдатская команда заняла в своей подгруппе второе место вслед за ЦДКА, а в финальной пульке, сыграв вничью с динамовцами Риги и выиграв у клубов из Архангельска и Каунаса, разделила с рижанами четвертое-пятое места.

Весной 1948 года начальником Управления физической культуры и спорта Советской армии был назначен Герой Советского Союза генерал Глеб Бакланов. Со спортом друживший (в молодости был талантливым гимнастом), Глеб Владимирович активно занимался не только делами всего армейского спорта, но и продуктивно трудился «в масштабах всего советского физкультурного движения и спорта». Именно Бакланову Сталин доверил в 1948 году руководство советской делегации, отправленной в Лондон для наведения во время летней Олимпиады «олимпийских мостов» с Международным олимпийским комитетом. Его мнение стало решающим: СССР вступил в МОК, а советские олимпийцы в 1952 году поехали в Хельсинки на свою первую Олимпиаду.

Спустя небольшое время после назначения на должность начальника управления Глеб Владимирович пригласил Тарасова и предложил ему написать пособие по игре в хоккей с шайбой. «Анатолий Владимирович, — пишет сын Глеба Бакланова Андрей в книге «Самый молодой генерал», — не ожидал такого предложения и энергично начал отказываться, подчеркивая, что никакого опыта подготовки “письменных” документов и материалов он не имеет». Тогда генерал перешел на официальный тон и в приказном порядке обязал Тарасова подготовить учебное пособие. В начале апреля Тарасова командировали на армейскую спортивную базу в Леселидзе, куда в конце апреля приехал Глеб Владимирович. Тарасов предоставил первый вариант пособия. «По мнению отца, имевшего к тому времени большой опыт взаимодействия со специалистами в области физической культуры и спорта, — пишет Андрей Глебович, — материал был “слишком многословен” и композиционно слаб. Указав на эти недостатки, генерал сел вместе с Тарасовым за рукопись, вооружившись ножницами. Он безжалостно вырезал всё, что, по его мнению, не имело реального значения. На столе осталось около 10-12 вырезок. Заметно было, что Тарасов переживал, сидел, закусив губу, на скулах гуляли желваки». «В принципе для начала очень неплохо, — сказал генерал автору пособия. — Печка у нас есть. Теперь и танцуй от нее».

«Тарасов отреагировал: “Я же говорил, что писать не умею и ничего не получится”. Отец не согласился: “Теперь уже совершенно очевидно, что писать ты можешь, и все получится замечательно. А работать над материалом — это в порядке вещей. Здесь ничего обидного для автора нет. Даже у академиков при издании книг есть редакторы”».