Святослав. Хазария - Юлия Гнатюк Страница 15

Молодые вои Святославовой дружины неслись по узким улочкам Саркела, опьянённые жаждой справедливой мести, горячкой боя и запахом свежей крови. Летели с крыш домов и из-за глиняных стен хазарские стрелы, выскакивали обезумевшие от огня и паники хазарские вои и полуодетые жители града. Одни отчаянно сопротивлялись, другие просто бежали, охваченные ужасом. Только и те и другие неминуемо попадали кто на остриё копья, кто под меткую стрелу, меч или секиру русов. Вот сотня, в которой рубились Вышеслав с Овсениславом, столкнулась с отрядом хазар, отчаянно пытавшихся прорваться к распахнутым полусгоревшим воротам. Вновь завязалась кровавая жестокая схватка.

– Четыре первых десятка здесь, пятый, шестой и седьмой одесную обходят, восьмой, девятый и десятый ошую! – крикнул сотник Мерагор, потому что узкая улочка не давала возможности вступить в бой всей сотне. Братья Лемеши поскакали со своим десятским в левый переулок, который был ещё уже того, где шла отчаянная рубка. Вдруг с плоской крыши горящего дома что-то мелькнуло, и на спину Вышеслава дикой кошкой прыгнул молодой хазарин в изорванном обгорелом халате. Широкий кривой нож взметнулся к шее дружинника, и оба полетели наземь, прямо под ноги лошадям. Ещё с десяток пеших вражеских воев выскочили из-за глиняной стены-изгороди, а навстречу киянам скакали конные хазары. Овсенислав едва успел осадить коня, подняв его на дыбы, чтобы тот не растоптал брата. Взмахнул топором, но поняв, что может не попасть в сцепившегося с Вышеславом врага, крикнул: «Блуд, заслони!» и спрыгнул наземь. Блуд, прикрыв спешившегося соратника своим конём, с молодецким уханьем ловко заработал боевым цепом и круглым щитом. Держа топор в деснице, Овсенислав левой рукой ухватил коричневый халат и рванул его изо всей силы. И хотя прочная ткань, не выдержав мощного рывка огнищанина, с треском разорвалась, но на миг хазарин оторвался от Вышеслава, и этого было достаточно, чтобы засапожный нож русича вошёл по самую костяную рукоять в шею врага. Почувствовав, как обмякло тело хазарина, Овсенислав отпустил его, подавая руку старшему брату. Вышеслав стремглав вскочил на ноги и так же стремительно взметнулся в седло верного коня, который испуганно ржал и выгибал шею, но не тронулся с места после потери хозяина. Оглянувшись на брата, чтобы поблагодарить за помощь, Вышеслав увидел, как тот, струной вытянув шею, пытается дотянуться рукой до торчащей навылет стрелы. Потом застыл на мгновение и, не сгибаясь, как прямая доска, рухнул на спину. Со всех ног бросился огнищанин к брату, лежащему подле дувала с настигшей его хазарской стрелой. Из шеи Овсенислава хлестала кровь, из горла вырывался предсмертный хрип, и Вышеслав понял, что случилось непоправимое: стрела пробила сонную жилу. В это время рядом воткнулась вторая стрела. Подняв взор, Вышеслав увидел на той самой крыше, откуда на него спрыгнул цепкий хазарин, отрока с небольшим луком, который натягивал тетиву с новой стрелой. Вышеслав метнул в отрока топор, а вслед за ним и сам, ухватившись за выступающее из-под крыши деревянное основание, вмиг взлетел наверх. Небольшой лук с костяной накладкой и кожаный колчан валялись тут же, а оглушенный ударом топора в грудь отрок хватал широко открытым ртом воздух у самого края крыши. Подхватив топор, дружинник быстро оглянулся по сторонам и сверху во двор. Часть строений полыхала, и в сиянии огня всё было очерчено как-то особенно ясно. Вышеслав повернулся к зашибленному убийце своего брата, и вовремя: юный хазарин с кинжалом в руке бросился на него. Берестянский огнищанин левой рукой ударил нападающего с такой силой, что тот, отлетев, упал на самый край крыши и, не удержавшись, кулем свалился вниз. Вышеслав спрыгнул за ним. Приподняв голову на свёрнутой шее и убедившись, что юный хазарин мёртв, Вышеслав процедил сквозь зубы с глухим стоном: «Что ж ты натворил, нечестивец?» Подобрав валявшийся кинжал, Вышеслав побежал к приоткрытым воротам, где продолжалась яростная схватка. И тут сквозь треск пламени, звон оружия и хрипы умирающих он услышал призыв о помощи славянской речью. В два прыжка снова оказался у мёртвого тела и замер на мгновение, напрягая слух. Не только голос, но и глухие удары услышал он со стороны длинного строения, похожего на конюшню. Заднюю стену уже лизал огонь, а слева полыхала крыша. Один мощный удар боевого топора вышиб дубовый засов, широкая дверь распахнулась, и из неё выскочили, вышли и выползли пленники. Один из них, могучего сложения, весь в рубцах и ранах, вдохнув жадно несколько раз воздуха, вдруг развернулся и пошёл обратно в горящую конюшню.

– Куда, неразумный, кровля сейчас рухнет! – крикнул Вышеслав, но богатырь и ухом не повёл.

В этот самый миг упала задняя часть крыши, взметнув высокий сноп обжигающих искр. Из открытой двери ударила волна раскалённого воздуха, а ещё через несколько бешеных ударов крови в висках из открытых дверей появился израненный здоровяк с двумя почти безжизненными телами собратьев по заточению. Вышеслав и недавние пленники бросились помогать ему, и в это время обрушилась остальная часть крыши. Столб огня так полыхнул, что у тех, кто был поближе, опалило волосы, от искр задымилась жалкая невольничья одежонка, обжигая кожу через многочисленные прорехи.

– Как зовут тебя? – спросил огнищанин, торопясь к выходу.

– Булатом кличут, – ответил хрипло, переводя дыхание, богатырь.

Вышеслав выскочил в переулок, отметив, что его соратники уже истребили пеших хазар и потеснили конных дальше по переулку. Подбежав к поверженному брату, увидел, как кровь ещё сочится тонкой струйкой из уголков рта и из раны на шее, а неподвижные очи уже остекленели. Отломив наконечник, Вышеслав осторожно, хоть и понимал, что брат уже мёртв и ничего не чувствует, вытянул древко стрелы с оперением и положил рядом. Всё так же бережно взял тело брата на руки и внёс во двор, положив там, где его не мог достать огонь от горящих строений. «Что ж я мамке скажу? Прости, братушка! Меня от смерти спас, а сам…» Вышеслав, смахнув слезу, крепко обнял и поцеловал Овсенислава, ещё больше измазав своё закопчённое чело и руки кровью брата. Встав с колен, он трижды призывно свистнул, и в отворённые ворота вбежал его конь, а следом и конь Овсенислава. Уже в седле Вышеслав почувствовал, что кто-то тронул его за руку. Это был Булат.

– Дозволь коня и топор брата твоего взять, мне с хазарами посчитаться надобно, – сказал он тихо, как будто просил испить ковш воды в жаркий день. Огнищанин молча кивнул и, подхватив повод второго коня, передал его закопчённому невольнику. – Дякую тебе, брат, – услышал он вослед, уже выскакивая из ворот, и не уразумел, чей голос произнёс сии слова, Булата или Овсенислава. Он ринулся в самую гущу ярой сечи, не щадя ни себя, ни проклятых хазар, лишь иногда замечая, как в самый трудный миг оказывался рядом могучий Булат в обгоревших лохмотьях, на коне Овсенислава и с его секирой в руке.

Когда Святослав со щитом и окровавленным мечом в руке, во главе своей личной сотни влетел в открытые засадным полком ворота крепости, там полыхали конюшни и примыкавшая к ним кузница. Во дворе русичи отчаянно рубились с личной охраной хазарского князя. Рубка шла во дворе, на стенах и в башнях. Стоны людей, воинственные кличи, команды на хазарском и славянском, треск горящего дерева, ржание обезумевших коней, что метались внутри крепости или выносились прочь в объятый пламенем град, последние крики падающих с пятисаженной высоты стен или из высоких башен. Весь в копоти и крови, Святослав с ходу врезался в личных охоронцев Яшака, разя их обоюдоострым мечом и наводя страх Перуновой яростью, которая была не менее грозной, чем карающий булат. Вскоре с обороняющимися было покончено. Часть русов уже сражалась с остатками охраны хазарского князя на стенах и башнях другой половины крепости, а иные, подхватив толстое бревно, что недавно поддерживало навес в углу крепостного двора, уже с размаху били им в малые ворота, ведущие в цитадель Яшака. Может, ворота не выдержали отчаянного натиска, а может, кто-то уже проник через башни и откинул засов, так или иначе, но створы распахнулись и, смяв охрану единым ударом, вышибая двери, славяне во главе со своим храбрым князем ринулись внутрь терема. Исаак, окружённый телохранителями и советниками, замер с мечом в руке, когда Святослав с дружинниками оказался прямо перед ним. В свете пылающих факелов они сразу узнали друг друга и на миг застыли в молчаливом единоборстве взглядов. Исаак первым отвёл глаза и нехотя бросил свой слегка искривлённый меч на мозаичный пол. Охрана и военачальники так же молча сложили оружие у ног русского князя.