Азовское сидение - Андрей Венков Страница 15

Вот так перед патриархом Филаретом замаячил союз, основанный на скрываемом турками православии, и возможность руками мусульман побить ненавистное католичество.

С Кантакузина взяли запись, что турецкий султан и русский царь будут в дружбе, любви и братстве навеки, что султан поможет ратями своими царю против поляков и не велит крымчакам, ногайцам и азовцам ходить войной на Московское государство.

В 1628 году Кантакузина отправили обратно, с ним ехали русские послы, дворянин Яковлев и дьяк Евдокимов, везли султану грамоту, что казаки на море не ходят и ходить не будут, а заодно и жалование донцам — 2000 рублей, сукна и другие запасы.

Прибыв на Дон, в низовые городки, посольство узнало, что казаки, как и обычно, ушли на море грабить и повел их атаман Иван Каторжный, а с Азовом — размирье.

Послы потребовали, чтоб донцы помирились с Азовом и «свели своих товарищей с моря». Донцы ответили: «Помиримся, турецких судов, сел и деревень громить не станем, если от азовцев задору не будет, если на государевы украйны азовцы перестанут ходить, государевы города разорять, отцов наших, матерей, братью, сестер, жен и детей в полон брать и продавать; если же азовцы задерут, то волен Бог да государь, а мы терпеть не станем, будем за отцов своих, матерей, братью и сестер стоять» [7].

На вопрос же: «А чем, любопытно, ваши ребята на море занимаются?» казаки, не отводя глаз, отвечали: «И в том волен Бог да государь, что наши казаки с нужды и бедности пошли на море зипунов добывать, стругов с 30, до вашего приезда, не зная государева нынешнего указа и жалованья, а нам послать за ними нельзя и сыскать их негде, они в одном месте не стоят» [8].

Действительно, 8 июня, когда русские послы разводили руками перед Фомой Кантакузиным, казаки обрушились на побережье Босфора и многие села и деревни обобрали и пожгли.

Иван Каторжный все же очень скоро вернулся и «объявил, что турки погромили его под Трапезунтом». Может быть, хотел этой вестью турецкому послу приятное сделать. Но Москва впоследствии, больше, чем через год, казакам все равно выговаривала: «…И то все турецкий посол и капычеи и турченя, которые с ними, видели, как вы с моря пришли и полон с собою привезли; и за тем послам нашим и турскому послу на Дону было долгое мешканье».

13 июля послов все же переправили в Азов.

Очень уж обнадеживающие перспективы в русско-турецком союзе открывались. Не стоило омрачать союз из-за казачьих и азовских разбоев, и 20 августа из Азова русские послы и Фома Кантакузин сообщили в Москву, что на Дону послов встретили и проводили до Азова честно. А жалованию де казаки обрадовались и за царское и патриаршье здоровье «молили бога, и пели молебны з звоном, и учинили стрельбу». После чего на Дон из Москвы 2 сентября пошла грамота, что мы вас «похваляем», только впредь на море не ходите и не ссорьте нас с султаном.

Из Азова послы отправились в Константинополь, где тоже были встречены ласково.

Но вскоре пришли в Константинополь вести, что казаки вновь напали на Крым и выжгли два города — Карасу и Минкуп. Действительно, пользуясь крымской междоусобицей, донцы несколько раз нападали на владения турецкого ставленника Джанибек-Гирея, причем один раз удар был особенно болезненным, когда Джанибек-Гирей пошел воевать против своих родственников — Магомет-Гирея и Шан-Гирея, имевших союзный договор с запорожцами.

Кроме того, турки стали собирать войско на Багдад, и, чтобы объяснить срыв совместного похода на Польшу, свалили все на казаков. Визирь сказал русским послам, отпуская их: «Ступайте поздорову, хотя бы вас и не следовало так отпускать за ваших людей, казаков уймите и государю своему известите, чтоб их унял, а не уймет, то доброго дела не будет».

Союз истинных православных и ренегатов против Польши рушился, и русский царь с патриархом пригрозили казакам в грамоте от 2 июля 1629 года опалой и отлучением от церкви.

Потом, 6 октября, сам патриарх подробно расписал казакам их вины, что указ царя и патриарха они «поставили ни во что» и продолжают набеги на турок и дружественных Турции татар, что хотят «своим воровством и лакомством» навести на христиан кровь и разорение и что от их воровства слово, данное царем и патриархом султану и хану, «стало инако и неверно». Филарет заявил казакам, что они — «злодеи, враги креста Христова», и требовал прислать имена воров, которые ходили на море и на крымские улусы (самих воров прислать патриарх требовать не решился), а кроме того требовал вернуть туркам и татарам все, что награбили.

Одно утешало, что схваченные в море турками и в Крыму татарами казаки под пытками честно говорили, что «приходили собою без царского величества повеления».

Стоит ли говорить, что грамоту царя, «черненную» патриархом, донцы проигнорировали?

1630 год был для всей европейской политики очень значимым. Великий политик и злостный интриган кардинал Ришелье стремился втянуть Швецию и Турцию в войну с Австрией, а Россию в войну с Польшей. Мешали русская нерешительность и то, что турки воевали с Ираном. В мае 1630 года Фома Кантакузин и французский представитель Руссель прибыли в Москву.

Фома Кантакузин, прибывший в Москву в третий раз, объявил, что султан уже послал свою рать на днепровских казаков, и просил, чтобы русские тоже выступили на польского короля и направили войско против Персии; «наконец просил унять донских казаков» [9].

Впрочем, Кантакузин сам знал бессмысленность последней просьбы, поскольку сам же объяснял турецким военачальникам, что «царскому величеству на донских казаков ратных людей послать немочно, потому что на Дону места крепкие и лесные, и как на них послать ратных людей, и они разбегутся врознь или пойдут к недругу, и учинить над ними никакова наказанья немочно» [10].

Турецкие военачальники, истинные имперцы, предлагали взять донских казаков на жалование и вообще переселить их на берега Средиземного моря.

Выслушав жалобы Кантакузина и предложения турецких адмиралов, а также учитывая неимоверные ругательства и жестокости против русских посланников со стороны пострадавших от казачьих набегов крымских татар, московские власти решили на донцов надавить. Атамана Наума Васильева, который с 70-ю казаками, сопровождая послов, явился в Москву, схватили, казаков из его станицы перековали, пометали по острогам помирать голодной смертью, а кого и казнили.

В июле Кантакузин отправился обратно. Вместе с ним ехали русский посол Андрей Совин и дьяк Михайло Алфимов.

Совин вез донцам и бывшему на то время атаману Ивану Дмитриеву, как писал Василий Сухоруков, «опальную грамоту, заключавшую в себе и клятву патриаршую, и отлучение всего Войска от православные церкви». А если донцы хотят искупить свои вины, говорилось в грамоте, то чтобы выступали на польского короля вместе с войском турецкого сардара, который давно уже ждал на Узе, чтоб начать наступление на днепровских казаков.