В тумане тысячелетия - Александр Красницкий Страница 14

Да, красивы девушки в Володиславовом роде, все как на подбор выдались. Но краше всех для Вадима любимая дочка старика Простена — Любуша. От одного её взгляда у молодёжи голова кругом идёт, только вот сама она строга очень — ни на кого не хочет ласково взглянуть, как будто огонь сладкой любви не коснулся ещё её сердца.

С Вадимом же она особенно холодна. А он ли ещё не богат, он ли не пригож! Совсем не то что вот этот Святогор...

И что только девушки в нём находят?

Что же, что он племянником приходится новгородскому посаднику Гостомыслу? Дядя-то и сам на посадничестве неизвестно... прочно ли сидит? В Новгороде не один его род, а более десятка родов живут...

Спорить с ними долго не придётся... Люб посадник — и верховодит; а не понравился или другой кто к родам подслужился, живо прогонят мётлами за ограду.

Не велик человек новгородский посадник. А племянник его и того меньше.

За что только могла его полюбить красавица Любуша? Ради его любви Вадимову любовь отвергла, а ведь это обида кровная.

На кого сменяла — на солевара с Варяжки!..

Ох, эти солевары... Осели они на этой речонке и знать никого не хотят! Как будто род какой независимый. Всех к себе пускают, всех без разбору принимают! Изгонят кого из достойного рода, к ним на Варяжку такой отщепенец идёт — идёт и знает, что отказа не будет... всем им там приют найдётся.

И чего это смотрят родовые старейшины на негодников: давно бы их нужно с лица земли стереть, а то живут ведь и красных девушек к себе переманивают...

Будь Вадим на отцовском месте, давно бы разорил он проклятое гнездо.

Да и теперь он ни за чем не постоит, сокрушит эту так неожиданно выросшую между ним и Любушей преграду.

Сам жив не будет, а сокрушит, его слово — слово старейшинского сына — твёрдо.

— Да, да! — стуча от злости зубами, повторял Вадим. — Никому я тебя не отдам. Облюбовал давно тебя, моей ты и будешь или ничьей; лучше на месте положу я тебя своими собственными руками, а не отдам.

Старейшинский сын трясся и поводил во все стороны глазами, как бы отыскивая что-то, от него спрятанное. Он ожидал, что Любуша вернётся сюда, и тогда он выскажет ей всё, что у него накопилось на сердце.

Но Любуша не возвратилась. Только вдали слышен был её звонкий голос. Довольная и счастливая объяснением с любимым человеком, более всего довольная тем, что отговорила его от поездки за счастьем в неведанные страны, девушка распевала песню, восхваляющую златокудрого Леля.

— Догнать её надо. Всю правду от неё самой узнать! — вдруг решил Вадим. — Пусть она сама мне скажет, что осмеливается пренебрегать мною. Посмотрим, решится ли она мне ответить...

Отыскав спрятанный в прибрежных кустарниках лёгкий чёлн, юноша быстро погнал его вверх по течению, стараясь нагнать девушку.

Любуша, не подозревая за собой погони, тихо перебирала веслом. Она вся была погружена в свои заветные думы, в мечты, которыми полнилось сердце.

Девушка верила в любовь Святогора, бывшего в её глазах не иначе как сказочным героем. Что же, что он сирота, что же в том, что он беден?.. Разве сам старик Простен, отец Любуши, богаче? Только и кормится тем, что ловит в Ильмене рыбу, а Святогор и на зверя ходит...

Только бы не ушёл он от неё с заезжими норманнами... Горд он очень, ни у кого ничего не хочет просить — даже у дяди, новгородского посадника... Близкие, родные ведь, а Святогор — нет! Сам всего добиться хочет!.. Да и не в ладах он, кажется, с Гостомыслом...

А что как уйдёт он с норманнами? Тогда от Вадима совсем не будет проходу... И теперь вот липнет, тогда же совсем пристанет!

Не стоит только Святогора беспокоить — он бы поучил Вадима, как к чужим невестам льнуть... Святогор от родового старейшины Володислава не зависит ни в чём... Варяг он. Недаром с дядей разошёлся, братьев малых оставил; на Варяжке все удальцы-молодцы собрались, один к одному. Сам жрец Велемир с Перыни им не страшен, так Володислава ли Святогору бояться?..

Громкий гневный оклик прервал думы Любуши.

Перепуганная девушка оглянулась и наткнулась взглядом на искажённое злобой лицо Вадима.

— Ты, княжич, здесь? — удивилась она.

— Да, здесь, за тобой! — ответил тот.

— Что тебе нужно от меня?

— Тебя!

— Меня? Ты ошибся, Вадим. На что я тебе?

— Мне любви твоей нужно. Слышишь? Любви... Знай же, что я люблю тебя... как никто, совсем никто. Даже твой Святогор так тебя не любит...

Любуша с изумлением и даже с испугом подняла глаза на Вадима:

— Зачем ты говоришь мне это, княжич?

— Затем, что я мучаюсь, страдаю. Я ночей не сплю из-за тебя. Ах, Любуша, Любуша! Сжалься надо мной, полюби меня. Мой отец богат... Со временем ты будешь княжной! Разве мало тебе за любовь? Скажи, чего ты хочешь?

— Нет, Вадим, ты оставь этот разговор. Я не вольна в своём сердце...

— Ты его любишь! — вскипела кровь в сыне Володислава. — Я всё слышал...

— Нехорошо подслушивать... За это тебя и твой отец не похвалит!

— Пусть, мне всё равно!.. Слышишь, всё равно... Из-за тебя я всё готов забыть. Полюби меня...

— Я уже сказала тебе, что не вольна в своём сердце. Если ты слышал мой разговор со Святогором, значит, ты должен меня понимать. И потому, прошу тебя, оставь бедную девушку, иначе я буду вынуждена просить отца, чтобы он пожаловался на тебя старейшине.

— Пусть... Но ты должна принадлежать одному мне. И никому другому!..

Вадим был единственным сыном у своих престарелых родителей. Явился он на свет, когда и отец, и мать его перешли уже в тот возраст, в котором менее всего можно ожидать детей. Поэтому понятно, что малютка сразу же стал баловнем семьи. И старик Володислав, и жена его души в сыне не чаяли. За ним ухаживали, ни в чём не отказывали ему. Вадим никогда не знал иной заботы, кроме удовлетворения своих прихотей; никакого труда — кроме погони за удовольствиями, порой даже не свойственными ни его возрасту, ни положению как сына старейшины, ни тогдашней простоте нравов. С малых лет у него было всё, и вдруг теперь он услышал решительное «нет!» от девушки, для которой, по его мнению, его любовь, его предложение должны бы были явиться счастьем.

Этого Вадим не в силах был перенести.

— Да, ты будешь принадлежать только мне. Никому другому! — вскрикнул он и сильным взмахом весла подогнал свой челнок к челноку Любуши, а сам, бросив весло, поднялся на ноги, желая схватить девушку.

Та как бы предугадала его движение и, ловко гребнув веслом, очутилась несколько впереди. Не ожидавший этого Вадим потерял равновесие, челнок качнулся под ним, и юноша очутился в воде.

Звонкий смех девушки огласил берега.

— Так-то лучше! Охладись! — крикнула она.