Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945 - Отто Скорцени Страница 14

В Лодзи (Литцманнштадте) произошла разгрузка, и наш дивизион покатил по пыльным проселочным дорогам. За одну ночь мы преодолели расстояние вплоть до восточной границы рейха и расположились на постой в деревне примерно в пятидесяти километрах от пограничной реки Буг южнее русского Брест-Литовска. Домишки в ней были настолько убогими, что нам больше по душе пришлась перспектива ночевать в палатках в лесу. Теперь у меня появилась возможность поближе познакомиться с неведомой мне до той поры страной. Раньше я и предположить не мог, что люди и животные могут жить так близко друг от друга. Жилые помещения и хлев располагались рядом, не разделенные даже хоть какой-нибудь перегородкой. Они как бы перетекали друг в друга, и дети буквально росли вместе с молодыми животными. Вода ценилась чуть ли не на вес золота, и ее едва хватало для водопоя и приготовления пищи.

Вскоре мы заметили, что все наши измышления о цели дальнейшего применения далеки от истины, так как подготовительные приказы указывали на скорое начало наступательных действий. Значит, речь все же шла о Советском Союзе! О таком мы действительно даже не думали! Конечно, нам было ясно, что пакт о ненападении между Германией и Россией ^[48] не может продлиться вечно, но чтобы разорвать его именно сейчас, во время войны? Такое предположить было невозможно!

Неужели речь шла о пагубной для Германии перспективе ведения войны на два фронта или нам все же удастся еще раз осуществить молниеносную войну? Перед нашим внутренним взором вставали необъятные просторы Русской земли, и многие из нас втайне начинали вспоминать судьбу Восточного похода Наполеона.

Но скоро все эти мрачные раздумья прекратились, ведь они все равно ничего не могли изменить! Они могли только пагубно отразиться на нашей боеспособности.

«Командование лучше знает, что делает», — решили мы.

Речь же шла о нашем главном мировоззренческом противнике, и если уж на наше поколение выпала тяжелая доля вооруженного решения данных разногласий, то следовало принять это всем сердцем.

После проведения рекогносцировки нашим батареям были определены огневые позиции у Буга. Низкий кустарник давал слабое укрытие. Тем не менее иногда в сопровождении некоторых своих товарищей по оружию я совершал прогулки по берегу реки.

На другой стороне можно было видеть русские пограничные наряды, численность которых несоизмеримо возрастала. Бросались в глаза типичные для русских границ высокие деревянные сторожевые вышки, которые я видел впервые в жизни. Наши же наблюдатели сидели на высоких деревьях, скрываясь за густой листвой. Порой и мне на полчаса приходилось вскарабкиваться на эту верхотуру.

В один не самый лучший день в штаб-квартире Гитлера «кости были брошены», машина отдачи приказов завертелась, и до нас довели день «X» начала наступления. Это было 22 июня 1941 года! В пять часов утра ^[49] маховик войны должен был снова прийти в движение и на этот раз направить свой огневой вал на Восток. Накануне в корпусе ^[50] зачитали приказ о наступлении, и командующий им генерал выступил перед командным составом обеих входивших в него дивизий с речью, проникнутой оптимизмом и уверенностью в скором разгроме противника.

— Через несколько недель в Москве состоится парад победы! — с торжествующим видом заявил он.

Интересно, исходила ли такая уверенность от чистого сердца хотя бы тогда?

Данное заявление быстро разнеслось по войскам и в первые недели воодушевляло их подниматься в стремительную атаку.

Теперь, когда пишутся эти строки, относящиеся к военному походу против России, я хорошо понимаю, что такие слова являлись не более чем напыщенной фразой. Осознали это и миллионы немецких солдат, которым на себе довелось испытать, насколько далеки от истины были подобные заверения.

Необъятные русские просторы измеряются не только одними километрами. Там раздвигаются даже границы, в которых мыслит и чувствует обычный человек. Для того чтобы понять истинную «русскую душу», требуется пожить в этой стране на протяжении многих лет. Нам, западноевропейцам, эта душа, как и необъятные просторы России, представлялась непостижимой загадкой, наполненной таинственным и бесконечным мраком.

Для того чтобы объективно описать и проанализировать события прошедшей войны, потребуется многолетний труд многих офицеров Генерального штаба. Мне же хочется поведать лишь о тех немногих эпизодах и изложить отдельные подробности случаев, свидетелем которых я стал.

Наступило воскресенье 22 июня 1941 года. Еще в полночь орудия выдвинулись на заранее подготовленные огневые позиции, а саперы и пехота заняли исходное положение для атаки. Как всегда перед большим наступлением, нервы у всех были на пределе. Но и в такой обстановке особенности в психике отдельных людей вполне различались. В одном месте о чем-то тихо шептались два солдата, в другом кто-то мирно спал с боевой выкладкой за спиной и зажав винтовку в правой руке. Его стали тормошить, так как он храпел слишком громко. Но раздавшийся в пять часов утра грохот канонады пробудил каждого — по всему фронту, изрыгая пламя, одновременно открыли огонь тысячи орудий. На протяжении пятнадцати минут снаряды всех калибров со свистом проносились в сторону противника. От разрывов снарядов стонала земля, а воздух дрожал, как во время сильной грозы в горах — могуче и страшно.

Наконец саперы спустили на воду десантные и надувные лодки, пехотинцы запрыгнули на них, и движение началось. Мы же со своим тяжелым оружием некоторое время оставались на месте. Вперед выдвинулись только передовые артиллерийские наблюдатели, с тем чтобы обнаруживать новые цели и корректировать огонь.

Я взобрался на громадный древний дуб и стал наблюдать за противоположным берегом. Однако только по шуму боя можно было определить, как развивалось сражение. Наши войска продвинулись уже на пять-шесть километров, докладывая об ожесточенном сопротивлении противника в отдельных местах. Однако русские части не смогли сдержать нашего яростного натиска и стали медленно отходить в леса и болота, ведя отчаянные оборонительные бои.

Построившись в походный порядок, мой дивизион двинулся по проселочным дорогам. В нескольких километрах к северу от нас возле польского городка Кодень саперы соорудили понтонный мост, и на следующее утро мы, осторожно пройдя по нему, переправились на правый берег Буга возле Брест-Литовска.