Екатерина Великая - Анри Труайя Страница 14

Екатерина с ужасом думает о приближающемся событии, к которому так стремилась. Вот уже полтора года, как она приехала в Россию. «Чем ближе был срок свадьбы, – напишет она потом, – тем грустнее становилась я и часто плакала, сама не зная почему». Ее пугает мысль, что всю жизнь придется прожить с этим дылдой, столь же некрасивым, сколь и глупым. Она с отвращением думает о ночных его прикосновениях, о вольностях, которым она должна покоряться во исполнение союза, освященного церковью. Она настолько невинна, что еще накануне свадьбы не знает точно, в чем состоит разница между мужчиной и женщиной и какую таинственную задачу должен решить мужчина, оказавшись в одной постели с женщиной. Обеспокоенная, она расспрашивает фрейлин. И хотя те отлично были в курсе любовных интрижек при дворе, они не смогли просветить великую княжну о самом физическом акте, которому, как говорят, предшествуют душевные порывы. Возбужденные и вместе с тем наивные, девушки спорят у постели Екатерины, каждая выдвигает свою гипотезу, предлагает свое объяснение, и с раскрасневшимися щеками повторяют они «признания старшей сестры». Видя такое несовпадение мнений, Екатерина решается расспросить свою матушку, чтобы потом и девушкам рассказать. Но Иоганна при первом же вопросе оскорбляется, отказывается отвечать и бранит дочь за неуместное и нескромное любопытство.

Великий князь со своей стороны тоже пытается просветиться насчет того, что надо делать, когда женишься. Слуги, его обычные советники, описывают в крепких выражениях механизм телесного соединения. Они говорят с ним, как с прожженным пройдохой. А он всего лишь отсталый в развитии ребенок. От их рассказов, вместо того чтобы взбодриться, он совсем расслабляется. Хихикает и пугается.

Вокруг этих двух растерянных людей весь двор лихорадочно готовится к свадьбе. Разочарованная из-за колкости, непоследовательности и нервозности своей матери, Екатерина надеется, совершенно беспочвенно, что на свадьбу пригласят отца. Может, хоть он, человек простой и прямой, сумеет дать ей совет и поддержит ее. Вот уже несколько месяцев, как он просит в каждом письме, чтобы она добилась от императрицы вполне заслуженного его приглашения. Но императрица боится, что этот ограниченный лютеранин возмутится роскошным зрелищем православной свадьбы, и предпочитает, чтобы он оставался в стороне. Принц Христиан Август останется в Цербсте. Тем более что Иоганну, навлекшую на себя гнев государыни, с трудом терпят в окружении ее дочери. Хорошо хоть не выгоняют прочь до торжественного дня, как какую-нибудь наглую служанку!

Впервые готовится Елизавета к церемонии такого рода. Не имея примера в прошлом и желая придать свадьбе племянника международный размах, императрица приказывает разузнать все подробности при французском дворе, где недавно имела место свадьба наследника престола, а также в Дрездене, где недавно женился Август III Саксонский, сын короля Польши. Специалисты по церемониям стараются вовсю. Отовсюду в Санкт-Петербург поступают доклады из посольств с подробнейшими описаниями и образцами бархата и галунов и даже с чертежами, иллюстрирующими детали французских и саксонских торжеств. Елизавета все это просматривает, взвешивает, рассчитывает, подражая и внося новшества. Она хочет превзойти все страны-конкуренты тонкостью этикета и богатством одеяний. Как только на Неве сходит лед, в Санкт-Петербург прибывают английские, немецкие, французские корабли с каретами, тканями, мебелью, ливреями, драгоценной посудой, заказанными по всей Европе. И хотя его не пригласили на свадьбу дочери, Христиан Август присылает драгоценные ткани из Цербста. Англия отличилась, прислав любимые Елизаветою шелковые муаровые ткани: золотое и серебряное шитье на светлом фоне.

После неоднократных переносов день свадьбы наконец назначается на 21 августа 1745 года. С 15 по 18 августа глашатаи в кольчугах, сопровождаемые отрядом конных гвардейцев и драгунов, разъезжают по улицам и площадям и под грохот литавр объявляют день свадьбы. На Адмиралтейской площади толпа теснится, чтобы увидеть, как будут устанавливать бочки с вином, столы и скамейки для всенародного гульбища, а в церкви Казанской Божией Матери сотни художников и мастеровых работают над внутренним украшением храма. 19 августа перед Зимним дворцом бросает якорь целая эскадра галер. 20 августа город сотрясают залпы артиллерийского салюта и перезвон церковных колоколов. В этот вечер неожиданно Иоганну охватывает тревога и угрызения совести. Она идет к Екатерине, говорит ей намеками о предстоящем испытании, о ее «обязанностях в будущем» и, не договорив до конца, разражается рыданиями. Но о чем она, собственно, плачет? О провале своих дипломатических амбиций при русском дворе или о судьбе дочери, которую ждут и величайшие почести, и великие беды? «Мы немножко поплакали, – напишет Екатерина в „Мемуарах“, – и нежно расстались».