Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс Страница 14

Эти растущие амбициозные мечты о мировом господстве в целом выразил сам кайзер Вильгельм II, напыщенный, самовлюбленный и крайне болтливый человек, который не упускал возможности выразить свое презрение к демократии и гражданским правам, пренебрежение мнением других и свою веру в величие Германии. Кайзер, как и многие его почитатели, вырос после объединения Германии. Он имел слабое представление о тернистом и сложном пути, который прошел Бисмарк, чтобы добиться объединения в 1871 г. Подобно прусским историкам тех дней, он считал, что весь этот процесс был исторически предрешен. Он ничего не знал о тех опасениях за будущее Германии, которые заставили Бисмарка вести такую осторожную внешнюю политику в 1870–80-е гг. Общеизвестно, что характер кайзера был крайне переменчивым, а сам он был слишком непостоянным, чтобы оказывать какое-либо последовательное влияние на государственные события, и слишком часто оказывалось так, что его министры занимались исправлением последствий его действий, а не реализацией его желаний. Его регулярные заявления о том, что он был великим лидером, в котором нуждалась Германия, лишь обращали внимание на его ущербность в этом отношении и также играли свою роль в распространении ностальгического мифа о решительности и хитрости Бисмарка. Многие немцы пришли к тому, что начали противопоставлять безжалостное, аморальное государственное управление при Бисмарке, когда цель оправдывала средства, а чиновники могли говорить одно, делая или собираясь делать при этом другое, и импульсивную, напыщенную и необдуманную бестактность Вильгельма ^[75].

Если отвлечься от личностей, то можно увидеть, что все эти качества созданной Бисмарком Германии в большей или меньшей степени были присущи и другим странам. В Италии пример Гарибальди, харизматического лидера народных сил, которые позволили объединить страну в 1859 г., послужил образцом для диктатора Муссолини. В Испании над армией точно так же отсутствовал политический контроль, как и в Германии, а в Италии, как и в Германии, армия была подотчетна монарху, а не закону. В Австро-Венгрии государственные службы обладали такой же властью, как и парламентские институты, которые были даже более ограничены в своих возможностях. Во Франции свирепствовал конфликт между церковью и государством, который совсем немного отличался от немецкой «борьбы за культуру» по своей идеологической жестокости. В России во внутренней политике и в отношениях с ближайшими соседями использовалось понятие, эквивалентное рейху ^[76]. Царистский режим в России подвергал социалистов еще большим репрессиям, чем аналогичный режим в Германии, и ни на йоту не уступал немецким властям в своем стремлении ассимилировать поляков, миллионы которых находились под его влиянием. Либерализм, независимо от того, как его определять, к 1914 г. занимал слабые позиции во всех ведущих странах Восточной и Центральной Европы, а не только в Германском рейхе. Политическая сцена была более раздроблена в Италии, чем в Германии, а убеждение в том, что война оправдана для достижения политических целей, и в частности для создания империи, было общим для многих европейских стран, что с такой ужасающей ясностью продемонстрировало начало Первой мировой войны в августе 1914 г. По всему континенту растущие демократические силы угрожали гегемонии консервативных элит. Конец XIX и начало XX веков стало эпохой национализма не только в Германии, но и везде в Европе, и во многих странах также происходила «национализация масс» ^[77].

Вместе с тем, ни в одной европейской стране все эти факторы не заявляли о себе одновременно и с такой силой, как в Германии. Более того, Германия не была похожа на любую другую европейскую страну. В исторической литературе много сказано о разных аспектах предполагаемой отсталости Германии в то время, предполагаемом дефиците гражданских ценностей в этой стране, ее якобы устарелой социальной структуре, малодушном среднем классе и новофеодальной аристократии. Но большинство современников так не считали. Непосредственно перед началом Первой мировой войны Германия была самой богатой и могущественной страной в Европе с самой развитой экономикой. В последние мирные годы Германия производила две трети всей стали и половину всего каменного и бурого угля в континентальной Европе, а также на 20 % больше электроэнергии, чем Британия, Франция и Италия, вместе взятые ^[78]. К 1914 г. в Германии с ее населением около 67 млн человек было намного больше человеческих ресурсов, чем в любой другой континентальной европейской стране за исключением России. Для сравнения: население Великобритании, Франции и Австро-Венгрии в то время составляло от 40 до 50 млн человек. Германия была мировым лидером в большинстве современных отраслей, таких как химия, фармацевтика и электроэнергетика. В сельском хозяйстве повсеместное использование искусственных удобрений и сельхозтехники значительно повысило эффективность использования земель на севере и востоке к концу 1914 г., когда Германия, например, стала выращивать треть всего картофеля в мире. Уровень жизни стремительно повысился с начала века, если не раньше. Продукты знаменитых немецких промышленных компаний, таких как Krupp и Thyssen, Siemens и AEG, Hoechst и BASF, получили широкое признание по всему миру за свое качество ^[79].

С ностальгической точки зрения первых межвоенных лет Германия до 1914 г. многим казалась убежищем мира, благополучия и социальной гармонии. Однако под покровом процветания и стабильности скрывалась нервозность и неуверенность, страна была разрываема внутренними противоречиями ^[80]. Многих людей скорость экономических и социальных изменений пугала и ставила в тупик. Старые ценности, казалось, исчезают в сумбуре материализма и разнузданных амбиций. В некоторых частях общества чувство потери ориентации подкреплялось впечатлением от модернистской культуры, начиная с абстрактной живописи и заканчивая атональной музыкой ^[81]. Старая гегемония прусской земельной аристократии, которую с таким упорством пытался сохранить Бисмарк, уничтожалась стремительным прорывом немецкого общества в новый век. Буржуазные ценности, привычки и нормы поведения к 1914 г. одержали полную победу в высших и средних классах общества. Но вместе с тем им противостоял укрепляющийся класс промышленных рабочих, сплотившийся под знаменами многочисленного социал-демократического рабочего движения. Германия в отличие от любой другой европейской страны стала национальным государством не до индустриальной революции, а на ее пике и не в виде единого государства, а в виде федерации множества разных стран, немецкие граждане которых были связаны в основном общим языком, культурой и этническими корнями. Напряженность, порожденная быстрой индустриализацией, усугубилась распространением противоборствующих идей о сущности немецкой государственности и народа и их места в Европе и мире. В немецком обществе не было стабильности при создании национального государства в 1871 г. Оно было расколото быстро углубляющимися внутренними конфликтами, которые накладывались на неразрешенные проблемы политической системы, созданной Бисмарком ^[82]. Эти проблемы выливались в оголтелый национализм, смешанный с расизмом и антисемитизмом, которые оставили губительное для будущего наследие.