Австро-Венгрия. Судьба империи - Ярослав Шимов Страница 14

В 1893 году адвокат Карл Люгер, депутат парламента и великолепный оратор, основал Христианско-социалистическую партию. Идеологию Люгера отличали ярый клерикализм, консерватизм и антисемитизм. Через два года его партия, опираясь на поддержку и крупной буржуазии, и люмпен-пролетариата, выиграла выборы в городской совет. Император, не симпатизировавший ни Люгеру, ни его политическим взглядам, трижды отказывался утвердить кандидатуру лидера христианских социалистов на пост бургомистра, однако в 1897 году Францу Иосифу все же пришлось уступить. Люгер руководил городским хозяйством до самой смерти (он скончался в 1910 году в возрасте 75 лет) и вошел в историю Вены как лучший ее бургомистр. При нем быстро развивались транспортная сеть и городская инфраструктура; Люгер газифицировал Вену, расширил зеленый пояс, ввел в действие вторую, разветвленную, очередь водопровода. Городские заботы не мешали Люгеру пропагандировать свои, иногда граничащие с расизмом, воззрения. Он придумал Будапешту, пятую часть населения которого составляли в ту пору евреи, оскорбительное название Judapest. Некоторые историки отмечают важную роль идей Люгера в формировании мировоззрения Адольфа Гитлера. Другие исследователи считают антисемитизм Люгера показным, указывая, что в период его пребывания у власти права евреев в Вене не нарушались, а сам бургомистр приятельствовал с членами нескольких влиятельных еврейских семей. Люгеру принадлежит высказывание, часто приписываемое любившему повторять эту сентенцию Герману Герингу: “Кто здесь еврей, решаю я!” Люгер воспитал целое поколение австрийских политиков правой ориентации. Один из бульваров Рингштрассе назван его именем. Вена почтила память бургомистра сразу двумя, хотя и небольшими, памятниками.

Новая городская конструкция предназначалась для нового жителя метрополии – буржуа, которому, по представлению Вагнера, всегда хватало денег, но не времени, который стремился быть современным и восхищался прагматично-монументальным. Этого человека Вагнер решил избавить от ощущения “болезненной неуверенности”, которую якобы внушали жителям Вены и старый Хофбург, и недоделанный еще Ринг. “Неуверенность” Вагнер намеревался победить, задав городскому ансамблю “четкие и чистые линии движения”. Так понимали пространство лидеры венского модерна, в первую очередь художник Густав Климт, и это понимание вскоре заметно изменило концептуальный облик столицы дунайской монархии.

Михаэлерплац и Кольмаркт. Фото Августа Штауды. Около 1900 года.

Менялись и представления о духовной сфере. На склоне габсбургской эпохи популярными стали рассуждения об особой венской “зоне эротического”. Эти настроения, как указывают умные книги, были связаны прежде всего с мощным воздействием на образованную публику теорий психоанализа Зигмунда Фрейда. Фрейд, Вагнер, Климт, композитор и дирижер Густав Малер – каждый из них по-своему, каждый в своей области – моделировали в Вене новую жизненную и художественную среду. Актуальную задачу (не только для самого себя, но для всего творческого класса) сформулировал склонный в силу требований профессии к точности дефиниций архитектор Вагнер: “Показать современному человеку его настоящее лицо”. Решение подразумевало и атаку на историзм в науке, живописи, архитектуре; тот историзм, который, как оказалось, и воплощал практическое содержание уходившей габсбургской эпохи. Помпезная Рингштрассе объявлялась “потемкинской деревней”. Зеркала и светильники в руках полуобнаженных красавиц на полотнах Климта стали инструментами нового познания.

Модернизм и декаданс, прогресс и упадок, надежда и разочарование – все то, что явственно ощущалось в австро-венгерском обществе, нашло отражение в югендштиле, стиле нового поколения художников и архитекторов, творивших в Вене на рубеже XIX и ХХ столетий. На смену Макарту пришел Климт, на смену виртуозу вальсов Штраусу – Малер. Штраус скончался в 1899 году, и кто-то из придворных острословов пустил гулять по венским салонам ядовитую шутку: “По сути дела, Франц Иосиф правил до смерти Иоганна Штрауса”. Намек был ясен: старый император все чаще воспринимался обществом как живой анахронизм, продукт минувшей эпохи. Он и сам, вероятно, чувствовал, что наступают новые, совсем уж непонятные и чуждые ему времена, и выразил свое отвращение к ним, приказав занавесить окна корпуса Хофбурга, выходившие на знаменитый “дом без бровей” – здание, построенное архитектором Адольфом Лоосом в стиле модерн. Совершенно плоский, без декораций, фасад этого сооружения оскорблял эстетическое чувство Франца Иосифа, воспитанного во времена бидермайера – наивного стиля, детали которого символизировали старосветские добродетели времен детства императора. В конце концов Лоосу пришлось принять во внимание неудовольствие заказчиков (дом строился под швейное ателье), а главное, монарха и установить на окнах бронзовые цветочные ящики, да еще декорировать пилястрами фасад, чтобы стилистически сблизить свое творение со зданиями императорского дворца. Теперь цветы в ящиках поливают уборщицы Raiffeisenbank: ни одному швейнику не осилить аренду такого здания.