История Франции. Королевская Франция. От Людовика ХI до Генриха IV. 1460-1610 - Эмманюэль Ле Руа Ладюри Страница 14

* * *

На селе социальные группы, от которых зависит несколько неадекватное развитие сельского хозяйства, по-разному переносят последствия этого. В регионе от Лангедока до Иль-де-Франса на земельные участки обрушилась волна их дробления. Парцеллы становятся все мельче и мельче. Таков неотвратимый результат демографического роста в «прекрасный» XVI век. При появлении каждого нового поколения происходит новый раздел земельных наделов, так как выживающих детей становится больше умирающих родителей. Наследственное право, базировавшееся на местных обычаях, которые были скомпрометированы в период Возрождения, склоняется к преимуществу одного из сыновей — чаще всего старшего — и в ущерб его братьям и сестрам. Но это лишь в незначительной мере сдерживает топор наследственного права. Отсюда процесс пауперизации, от которого страдают прежде всего мелкие собственники и арендаторы: у каждого из них все меньше гектаров или доли гектара, чем у их предшественников. Во всяком случае, без технологического прогресса производительность гектара земли почти не растет. Количественный дефицит земли не компенсируется качественным улучшением приемов ее обработки, за исключением той или иной локальной ситуации, как, например, в случае с виноградарством вокруг Нанта. Тенденции к обнищанию на селе per capita усугубляются снижением реальной заработной платы: она снижается обыкновенно из-за роста цен, но особенно в результате возрастающего предложения труда, что, с учетом отсутствия заметного увеличения рабочих мест, снижало его оплату. В целом эта двойная тенденция к обнищанию затронула прежде всего сельскохозяйственных поденщиков, прислугу и других разнорабочих, а с другой стороны — мелких землевладельцев, наделы которых сокращаются при переходе от отца к сыну до нескольких гектаров и даже соток. Напротив, крупные фермеры — «аристократы плуга» — оказались на гребне достаточно приличного процветания: состояние рынка им благоприятствует, реальная заработная плата, которую они платят своим батракам, снижается, а рента, которую они обязаны выплачивать земельным собственникам, остается порой стабильной или повышается, но, как правило, в разумных пределах.

* * *

Классу собственников (знать, королевские служилые люди, сеньоры, высшее духовенство, крупные купцы, состоятельные буржуа) принадлежит примерно половина земли (другая половина — крестьянам). Доля этой господствующей группы имеет тенденцию к увеличению в результате политики приобретения новых земель, которую проводят крупные землевладельцы или те, которые хотят стать таковыми. Право старшего сына в дворянской среде и порядок наследования ^[14] церковного имущества позволяют этому высшему классу избегать угрозы распыления наследственных земельных владений. Он теряет в результате девальвации сеньориальных податей, которые иногда падают почти до нуля. Но восполняет эти потери благодаря частым повышениям реальной арендной платы; благодаря индексации десятины ^[15]; эволюция последней сопровождает, и не более того, рост (скромный) сельскохозяйственного производства, а иногда само ее существование ставится под угрозу, например, в 1530-1560 годах, в результате первых забастовок ^[16] крестьян, обязанных выплачивать десятину. Причем в той или иной мере крестьян на это толкают гугеноты.

Сеньории, однако, умели менять регистр: от доминирования сеньориальных податей ^[17] они перешли к господству земельной ренты, базировавшейся на размере арендных платежей. Скорее организатор, чем паразит, сеньориальная система порой играет роль направляющей силы во времена возрождения деревень и в период Ренессанса вплоть до начала Религиозных войн.

* * *

Ситуация в городах, в торговле, промышленности по сути не отличалась от положения дел на селе и в сельском хозяйстве. Поразителен хронологический параллелизм: начало роста городов с середины XV века и последовавшее затем их быстрое развитие; некоторое замедление к 1515 году при сохранении до 1560 года весьма заметного процветания торговли и мануфактур. Но процветания не для всех! Демографический рост, лежавший в основе этого процветания, выбросил на рынок труда рабочую силу в избыточном количестве, что привело к снижению реальной заработной платы. Обнищание наемных рабочих увеличивало, конечно, прибыли предпринимателей, но в долгосрочной перспективе мешало существенно увеличить массовое потребление, то есть сдерживало массовое производство. (Хотя производство предметов роскоши, например шелка и изделий из него, резко возросло.)

Даже умеренный подъем торговли, городов, мануфактур продлится недолго. Религиозные войны прервали его. Первые бои в 1560-1565 годах были достаточно благополучно пережиты, но в 1567-1575 годах былое оживление городской экономики станет далеким воспоминанием. Оно уступает место застою или крушению. Имеющаяся разрозненная статистика (соляной налог, портовые сборы в Марселе, торговля пряностями в Лионе, экспорт вин из Бордо, пастелевых лепестков из Тулузы, доходы от налогов на судоходство по рекам Луара и Рона) подтверждает эту периодизацию: подъем в течение ста лет, затем стагнация и спад. Общий подъем западных стран, связанный с улучшением в демографии и других областях, обусловил подъем начиная с 1450-х годов деловой активности городов, магазинов, лавочек. И в этом деле роль драгоценных металлов, поступивших из Америки — главного поставщика валютных средств, — была лишь второстепенной (с 1500 г.). Основной прирост импорта серебра из Перу, а точнее — Потоси, действительно произошел примерно в 1560 году.

Привел ли рост несельскохозяйственного сектора экономики, продолжавшийся более века (1450-1560 гг.), лишь к восстановлению высокого уровня, который был отмечен до Великой чумы в 1300-1340 годах? Или речь шла о стремительном преодолении потолка, оставившем далеко позади все рекорды, которые были установлены до наступления «времени несчастий»? В области сельского хозяйства, как было показано выше, речь шла скорее о восстановлении прежнего уровня, чем о подлинном подъеме. Городской сектор из-за большей своей гибкости был ipso facto более динамичным. Однако в некоторых случаях «оживление» даже не было всеобъемлющим. В Бордо, например, объем экспорта вина в «прекрасном» XVI веке оставался ниже, несмотря на внушительный рост, блестящих рекордных показателей начала XIV века. В эти времена этот крупный жирондийский порт регулярно отправлял 850 000 гектолитров в год в северные страны, в частности в Англию. И лишь в середине XVII века эти средневековые рекорды были наконец превзойдены. Напротив, в других районах наблюдались настоящие прорывы, которые оставляли далеко позади показатели времен Средневековья, до времен Великой чумы. Руан, например, включая собственно город и пригороды за пределами городских стен, насчитывал в XIII веке 35 000 жителей, а в 1347 году — возможно, 41 000. Начиная же с 1560 года соответствующий показатель, похоже, достигал 70 000 человек и оставался, с некоторыми взлетами и падениями, примерно на этом уровне вплоть до Революции. Таким образом, с XIII по XVI век имел место подлинный рост, отклонение от многовекового необратимого курса, когда вышеупомянутые мальтузианские потолки, столь разрушительные в аграрной отрасли, почти не сказывались или сказывались незначительно. Беспрецедентные превышения прежнего уровня, о которых идет речь, были особенно очевидны в динамичных областях с большой гибкостью: государственное строительство, культура… Но не будем преувеличивать значение этих скачков, по крайней мере для городов: Франция к 1500 году с ее 10% городского населения еще не преодолела определенной «слаборазвитости», даже по отнюдь невысоким критериям того времени. По контрасту, Испания и Португалия в ту же самую эпоху уже штурмовали океаны и континенты. На границах королевства Валуа появились предприятия капиталистического типа, созданные главным образом итальянцами, нидерландцами, немцами и иберийцами, установившими контроль и над деловым Лионом. Королевские же подданные зачастую сдержанно относились к отдаленным предприятиям.