Мэрилин Монро - Дональд Спото Страница 14

Когда Глэдис и Грейс имели работу в кинолабораториях — а ведь их заработки напрямую зависели от этих каждодневно мелькающих на экранах богов и богинь, — Норма Джин получала от них деньги, чтобы спокойно и в безопасности проводить время в кинотеатрах. «Вот я и просиживала там целыми днями, а иногда даже до ночи — маленький ребенок в полном одиночестве перед таким огромным экраном — и была в полном восторге. Я не пропускала ни одной мелочи из того, что делалось в фильме, не оставляя себе ничегошеньки [из денег] даже на поп-корн».

В сентябре, когда Норма Джин пошла во второй класс начальной школы на Селма-авеню, ее записали в журнал, отбросив последнюю букву во втором имени и превратив из «Jeane» в «Jean» — а именно так звали Харлоу. Разумеется, это могла быть обычная описка, но она повторялась настолько часто, что вполне можно предположить: Глэдис и Грейс «примерялись» с девочкой и к Норме Толмэдж, и к Джин Харлоу.

Этой осенью до Глэдис дошли новости из штата Миссури. Ее дедушка Тилфорд Хоген, славный фермер-самоучка, в жизни которого развод стал причиной большого душевного опустошения, тяжело пережил известие о смерти бывшей жены. И все-таки на следующий год, когда Хогену исполнилось уже семьдесят семь лет, он вступил в брак с робкой, великодушной и работящей вдовой Эммой Уайет. Всегда не особенно крепкий здоровьем, он вдруг начал быстро слабеть и сдавать. Да и его жена вскоре стала страдать сердцем.

С момента биржевого краха 1929 года голод и нищета стали в Соединенных Штатах повсеместно распространенными, даже повальными явлениями, а Тилфорд Хоген не обладал устойчивостью к их роковым последствиям. Каждый день сообщалось о сотнях самоубийств по всей стране, вызванных потерей огромных состояний или скромных семейных сбережений. В 1933 году не менее пятнадцати миллионов человек были без работы — каждый четвертый глава семейства. Лопнули десятки банков, каждую неделю закрывались какие-то фабрики и заводы, бесчисленные сельскохозяйственные рабочие превратились в кочующих по стране батраков и пролетариев, а в больших городах буржуазия и аристократия, прежде бесконечно уверенная в себе, искала убежище в хибарках из просмоленного картона и перетрясала мусорные свалки в поисках остатков снеди. В феврале казалось, что народ находится на краю всеобщего нервного срыва, когда в недавно избранного, но еще не приступившего к своим обязанностям президента Франклина Делано Рузвельта, посещавшего Майами, едва-едва не угодила пуля террориста. Рузвельт вступил в должность в марте ^[36], и, хотя он вместе с новым правительством обещал радикальные реформы с целью излечения народа от страшной болезни, все понимали, что это вопрос далеко не одной недели. В период всеобщей горечи и паники Тилфорд Хоген оказался до предела измотанным годами несчастий. Состояние его легких и почек ухудшалось столь же быстро, как и положение фермы, арендатором которой он являлся, и в мае 1933 года дед Глэдис был уже не в состоянии содержать себя и Эмму. В этом месяце злая судьба окончательно добила старика: у него собирались отобрать ферму.

Сразу после полудня 29 мая 1933 года Хоген из окна своего маленького деревенского дома в Лэклиде помахал рукой Эмме, которая, крутанув рукоятку, завела движок их старой развалюхи и отправилась за покупками в ближайший городок. Когда она вернулась и позвала мужа, ей не было ответа ни из дома, ни из ближайшей округи. Тогда Эмма отправилась в стоящий немного поодаль и тоже разваливающийся сарай. Войдя внутрь, она увидела покачивающееся тело мужа, которое висело на веревке, перекинутой через балку под крышей. Следствие, проведенное по требованию департамента здравоохранения штата Миссури, без затруднений подтвердило мнение врача: лишенный надежды и гордости Тилфорд Мэрион Хоген оказался не более чем очередным случаем самоубийства в округе Линн в наихудшем году великого кризиса.

Хотя Глэдис никогда и никак не сталкивалась с Тилфордом (о его печальной кончине она узнала из письма дальней родственницы), полученное известие вызвало у нее сильное потрясение, после чего она впала в депрессию. Ее отец, как она была ошибочно проинформирована, умер в результате безумия; одной из причин смерти матери признали маниакально-депрессивный психоз; сейчас — дед ушел из жизни, наложив на себя руки. Все это убеждало Глэдис в том, что над их семьей действительно тяготеет роковое клеймо психических болезней. Ее невозможно было переубедить. Вечерами она степенно и безостановочно вышагивала по дому, бормоча про себя молитвы и читая вслух Библию. Неутолимая в своем горе, Глэдис отказывалась от пищи и сна, отчасти поддаваясь только уговорам со стороны Грейс. Норма Джин, до смерти перепуганная непривычной и такой длительной печалью матери, принесла той чай и, держа за руку, умоляла Глэдис отдохнуть и перестать всхлипывать.

Спустя несколько недель Грейс взяла дело в собственные руки и вызвала невропатолога. По сообщению Элинор Годдард (позднее — сводной сестры Нормы Джин), «этот врач назначил Глэдис какие-то таблетки. Но она очень сильно на них реагировала». Надобно подчеркнуть, что в 1933 году психофармакология располагала еще не особенно значительным опытом и потому нельзя было предвидеть всех результатов воздействия некоторых психотропных препаратов. Случалось, что некоторые лекарства, признанные безвредными, в единичных случаях вели к необратимым и опасным для здоровья последствиям.

В феврале 1934 года Глэдис все еще жила в собственном мире, пребывая в депрессии, хотя у нее и не было выраженных симптомов психоза: причиной неспособности Глэдис адекватно реагировать на реалии окружающего мира был скорее ее образ жизни в прошлом (и наверняка также чувство вины и раскаяния из-за того, что она бросила собственных детей), нежели фактическая душевная болезнь. Кроме того, она несла на себе нелегкий труд по ведению домашнего хозяйства, хотя и работала шесть дней в неделю, а также пыталась постичь своего самого младшего ребенка, девочку, которая до сих пор была ей чужда. Иными словами, ее надежды на будущее внезапно столкнулись с прошлым, и даже более того — с горькими угрызениями совести из-за прежнего стиля жизни и из-за того, что она забросила Норму Джин в раннем детстве. Помимо всего указанного, временами Глэдис чрезмерно пила — как многие люди после того, как с шумом откупорили бутылки и бочки, дабы отметить конец сухого закона, — и алкоголь мог вступить в опасную для организма реакцию с каким-нибудь успокоительным средством.

Конечно же, в этом состоянии Глэдис нуждалась в более квалифицированной врачебной помощи, а получение консультации психолога или психиатра было в то время в Лос-Анджелесе весьма непростым делом. Убежденность в сумасшествии, при странных обстоятельствах укоренившаяся в доме вскоре после этого, стала бесспорной и неопровержимой истиной только гораздо позднее; перед этим все было не более чем нехитрой повестушкой, на скорую року склепанной несравненными агентами нашей кинозвезды по связям с прессой вкупе с великолепным репортером и легендарным писателем, которые приняли решение создать голливудскую сказочку в голливудском же стиле.