Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом "ненормальности". Какая она изнутри? - Джон Элдер Робисон Страница 14

Когда мне исполнилось одиннадцать, отец наконец нашел постоянную работу, и родители купили собственный дом. На этот раз они выбрали дом в городке Шатсбери. Я справился в географическом атласе – дедушкином подарке. В Шатсбери жило всего 273 человека. Маленький городок – меньше просто некуда.

Новый дом производил впечатление уединенного. Собственно, на нашей улице стояло в ряд пять домов, но каждый был так густо окружен деревьями, что казалось – никаких соседей и нет. Наш дом располагался на околице, – за ним просто тянулась грунтовая дорога, и больше никаких строений. Леса и холмы, холмы и леса. Тут даже все улицы назывались по названиям холмов. Например, мы жили на улице Маркет-Хилл, то есть «рыночный холм». А поблизости были улицы Песчаного холма, Церковного холма, Январского и даже Плоского холма. Вскоре после нашего переезда проложили новую улицу – проезд Высокого холма.

Все дома на нашей улице были новехонькие. Жили в них сплошь университетские преподаватели, и только некоторые соседи преподавали в других местах – Амхерстском колледже или в колледже Смит или в колледже Маунт-Холуоки. Вскоре я выяснил, что у многих соседей есть дети – мои сверстники. Так мы и жили – маленький немноголюдный городок в глуши лесов, и все друг друга знают.

Переехали мы весной 1968 года. Родители перевели меня из большой школы Хедли в крошечную местную – всего две классных комнаты. Был как раз конец учебного года. Я опять обзавелся новыми друзьями. У соседей по левую руку от нас было пятеро детей, в том числе мой ровесник Кен, с которым мы быстро подружились. Эта семья тоже недавно переехала, поэтому все лето мы с Кеном исследовали окрестные леса.

Шатсбери сильно отличался от больших городов или от Хедли с его окрестными полями. Теперь считаные мили отделяли нас от большого университетского городка с насыщенной жизнью, но в то же время вокруг были необъятные леса, холмы и поля, которые так и манили к себе. Повсюду попадались знаки наподобие: «Территория Амхерста. Водораздел. Проход запрещен». Но каждый соседский мальчишка считал, будто такой знак гласит: «Нарочно для детей».

Как-то раз я увидел, что по старой грунтовой дороге едут грузовики. Я исходил все окрестные дороги, но грузовиков там раньше никогда не видел, всегда было пустынно. Да и дороги эти были запущенные, с заросшей колеей, и от камней их никто не расчищал, и многие просто обрывались или кончались тупиком, ямой, каменным столбом, к какому в былые времена привязывали лошадей, – коновязью. А тут вдруг новенькие грузовики.

Мне стало интересно и я, подгоняемый любопытством, двинулся за грузовиками. Вскоре я увидел прогалину, а на прогалине стоял новехонький автомобиль «порше». Синий, с кожаными сиденьями и хромированной табличкой «90» позади.

Кто-то оставил здесь «порше». Прямо для меня – я был в этом убежден. Я читал автомобильные журналы и назубок знал все модели. Про «порше» я тоже читал, но наяву еще ни разу их не видывал.

Медленно-медленно я подошел к автомобилю. Капот был открыт. Я заглянул внутрь, но никакого мотора не увидел. Он что, сломался? Может, кто-то забрал мотор в ремонт? Потом меня посетила другая мысль: а вдруг автомобиль угнанный? Я вспомнил, что читал про угоны и угонщиков в журнале «Лихие мальчишки». Может, угонщики прячутся поблизости? Мне вдруг стало страшно. Еще не хватало – оказаться привязанным к дереву и с кляпом во рту, как в этих рассказах в журнале.

Я огляделся, но никого не увидел. Только ветер шелестел, да птицы щебетали. Я тихонько закрыл капот и крадучись ушел. Отправился я домой к Кену. Он был на год старше меня – уж он сообразит, что предпринять. Вместе мы вернулись к автомобилю. Кен сразу смекнул, в чем дело.

– Машину тут оставила полиция, – объяснил он. – Это приманка, я видел, про них по телевизору показывали. Полицейские прячутся и караулят, пока кто-нибудь не попытается спереть тачку. Тогда они выскочат из засады и накроют угонщика. Может, они и сейчас в засаде и наблюдают за нами.

– Но у машины нет мотора, – сказал я.

– Это чтобы мы не смогли удрать, – уверенно растолковал Кен. – Они точно нас караулят.

Я огляделся, представляя себе замаскированных полицейских, которые таятся по кустам. А может, в лисьих норах, как «зеленые береты» – про них я читал в «Нэшнл Джеографик».

Мы обратились в бегство. А когда на следующий день вернулись, то автомобиль по-прежнему был на месте. Мы обошли вокруг него, но никаких признаков ловушки не увидели. Тогда мы осторожно приблизились.

– Я сажусь внутрь, – объявил я Кену.

– А вдруг они потом снимут отпечатки пальцев? И тебя арестуют прямо в школе!

Я задумался. Возможно ли такое? Потом ответил:

– Меня не арестуют – я всего-навсего ребенок, для угонщика слишком юн.

Автомобиль выглядел точно так же. Я открыл дверцу и забрался в салон. До сих пор помню, как пахла кожа его обивки, и какой упоительно мягкой она была на ощупь. Захлопнув дверцу, я огляделся. Стрелка спидометра стоял на отметке «120». Но я знал, что этот автомобиль, мой «порше», может мчаться куда быстрее. Еще тут были часы, и тахометр, который показывает количество оборотов двигателя, и много всякого другого.

Кроме того, на приборной доске обнаружилась радиола со шкалами «AM» и «SW». Я подумал и сообразил, что это коротковолновый приемник. В американских машинах коротковолновых не бывало. Приемник произвел на меня сильное впечатление. У отца было домашнее коротковолновое радио, но чтобы в машине! Небывалое дело. Я представил себе, как еду в порше и слушаю «Би-би-си» из Лондона или латиноамериканскую радиостанцию «Голос Анд». Дома мы иной раз слушали их по вечерам.

Эта коротковолновая магнитола лишний раз убедила меня, что «порше» – автомобиль совершенно особенный. Мать недавно купила себе новую машину, но это был простой коричневый «крайслер-ньюпорт». Ну почему она не приобрела «порше»? Я завел машину, хотя ключа зажигания в ней и не было. И вот я уже мчусь по Ле Манс, лихо срезая углы. Я читал, что у «порше» двигатель сзади, поэтому они срезают углы. Ехать надо осторожно, сказал я себе.

Я сбавил скорость, но все равно мчался на 150 или 100 милях в час. Стемнело, и яркий свет фар пронзал ночную тьму.

Я катался на моем «порше» много-много часов подряд. Потом вылез, захлопнул дверцу и пошел домой ужинать.

На следующий день приехал грузовик и увез мой «порше».