Королевы смеха. Жизнь, которой не было? - Сергей Капков Страница 14

О Бирман нередко говорили как о злой, гневной и непримиримой женщине. Но разве может злой человек участвовать в капустниках и веселых застольях? Серафима Германовна была постоянной гостьей вечеров в Доме актера. Фокусы, загадки, розыгрыши, даже бег в мешках – она участвовала во всем, всегда от души хохотала над пародиями и сатирическими сценками. В Доме актера ее очень любили. Там же с размахом отмечали ее 80-летие. Евгений Стеблов в своей книге «Против кого дружите?» описал этот день, когда он заехал за Бирман домой: «Я застал Серафиму Германовну за волнительными приготовлениями. Она прикладывала орхидею к концертному платью. Рядом навзрыд ревела домработница Фекла: «Последний раз, последний раз! На сцену последний раз!» Бирман вторила: «Фекла перестаньте! Перестаньте, Фекла!» После всех выступлений и приветствий Бирман вышла на середину сцены и заявила: «Друзья мои, спасибо, если все это искренне!» Очевидно, она не могла иначе. Обладала особой нетерпимостью к фальши. Уезжая домой, она воскликнула шоферу: «Цветы – Пушкину! Пушкину цветы!»…»

Знаменитую домработницу Серафимы Германовны на самом деле звали Грушей. Вместе они составляли удивительную пару. Груша была единственным человеком, кого боялась Бирман. Если при гостях Серафима Германовна говорила или делала что-то не так, то приставляла палец к губам и шептала: «Только тсс – чтобы Груша не узнала!» А Груша не стеснялась отчитывать свою хозяйку громко и грозно. Более того, когда у Бирман собирались гости, интеллигентные люди, ведшие изысканные разговоры на полутонах, Груша, разомлев от приятного общества и стопки водки, могла неожиданно громогласно затянуть: «Степь да степь кругооом…» – и не останавливаться до конца всех куплетов, несмотря на беспомощные призывы хозяйки… Эти две женщины – полные противоположности и по происхождению, и по внешности, и по культуре – оставались неразлучны, необходимы друг другу всю жизнь.

Особенно после смерти мужа Серафимы Германовны.

* * *

Александр Викторович Таланов был писателем, не очень известным и не слишком плодовитым. Он автор книги о Василии Качалове, инсценировки «Таинственный остров» и либретто «Алые паруса». Но, по воспоминаниям современников, человеком он был добрым, образованным, приветливым и очень любил свою супругу. Ну а Серафима Германовна не чаяла в нем души. Александр Викторович был младше Бирман на одиннадцать лет. Те, кто бывал в их доме, говорили о совершенно другой Бирман – мягкой, нежной, робкой. Женщины отмечали потрясающую мужскую красоту Таланова и искренне удивлялись этому контрасту: как мог красивый, молодой мужчина выбрать эту некрасивую, странную даму…

Хотя… Недавно мне посчастливилось увидеть на телевидении рабочие материалы передачи «Кинопанорама» 1966 года, не показанные в эфире. Серафима Бирман делилась, как она сама подчеркнула, «женской радостью» со зрителями: «После спектакля я возвращалась по улице Горького и подошла к мороженщице. И купила за 28 копеек мороженое. Она на меня посмотрела страшно недовольно: «А я видела вас в телевидении, вы там гораздо моложе». Я ответила: «Не знаю, я ведь не красилась, не румянилась». Около нее стоял человек средних лет, незаметный и, очевидно, чуть выпивший. И вдруг он сказал: «А при чем здесь «моложе» и «лучше»? Она красавица!» Я ошеломилась и дрогнула. «Да, она красавица!» – повторил мужчина. Мне от его слов на сердце было тепло. И я была горда и как актриса, и как женщина, потому что я редко слышу, что я привлекательной внешности…»

Справедливости ради, нужно отметить, что никто не мог упрекнуть Серафиму Германовну в неаккуратности и невнимательности к себе. Говорят, ее костюмы всегда были стильны, опрятны, выглажены, она любила хорошие духи. Серафима Германовна была завсегдатаем филармонии, прекрасно разбиралась в музыке. С мужем они ходили на концерты, на спектакли, в гости, всегда принимали гостей у себя. Груша неизменно пекла пироги – любимое лакомство супругов. Детей у них не было, и все тепло своей души они отдавали друг другу. Александр Викторович часто и тяжело болел, и Серафима Германовна в такие периоды ужасно страдала, писала о своих переживаниях друзьям, старалась помочь ему своей заботой и лаской.

Александр Таланов умер в 1969 году. «Мы были на гастролях в Риге, – вспоминает Мария Кнушевицкая. – Позвонил заместитель директора Валентин Маркович Школьников: «Нам сообщили, что умер муж Серафимы Германовны. Мы решили немедленно отправить ее в Москву. Может быть, ты зайдешь к ней? Поможешь собраться?» И я пошла… Это был такой потерянный человек! На нее тяжело было смотреть. Мы ее проводили на вокзал, посадили в вагон, она вдруг погладила меня по щеке: «Спасибо…» В этот момент я для себя открыла ее совсем с другой стороны…»

«Это было страшное одиночество, – вспоминает Анатолий Адоскин. – Она была жутко не приспособлена к жизни, и ее очень сторонились все. Ведь так тяжело быть утешителем, когда понимаешь, что человека нужно утешать все время… А ей это было необходимо! И ее стали избегать…»

Никто не заметил ухода Серафимы Германовны Бирман из театра. Никто не почувствовал исчезновения Легенды. Сегодня ветераны труппы не могут вспомнить ни даты этого ухода, ни последнего спектакля с участием Бирман, ни реакции коллег. Великая старуха, которую все боялись, у которой многие учились, которая строила Театр XX века, оказалась никому не нужна. Ей помогали (в том числе и материально) лишь три человека: директор театра Лев Лосев, режиссер Борис Львов-Анохин и партнер Ростислав Плятт. Когда умерла домработница Груша, Серафима Германовна не смогла ни вести хозяйство, ни позаботиться о самой себе. Ее – совершенно беспомощную – увезли родственники в Ленинград. Найти кого-либо из них сегодня не удалось. Сын знаменитого ленинградского кинорежиссера Наума Бирмана Борис пояснил, что его ветвь имеет очень отдаленное отношение к Серафиме Германовне. Во всяком случае, он ни разу не встречался с актрисой.

Ростислав Плятт в книге «Без эпилога» написал, что свою жизнь великая актриса окончила в больнице для душевнобольных: «Она пыталась репетировать «Синюю птицу» с соседями по палате, торопясь показать эту работу обожаемому ею Станиславскому! Неукротимая, она и умерла по-бирмановски – ни дня без театра!..»

А у Евгения Стеблова можно прочитать такие строки: «Последние дни ее оказались особенно трагичны. Она умерла в Питере, куда увезла ее племянница уже совершенно беспомощную. Умерла ослепшая, в сумасшедшем доме. Говорят, до последнего вздоха, несмотря на настигшее ее безумие, пыталась репетировать что-то. Юрий Александрович Завадский часто говорил на сборах труппы: «Вы думаете, вам после меня будет лучше? Нет! Будет хуже. Я ведь последний из могикан». Но он забыл, что в Питере, в сумасшедшем доме, тогда еще жива была выдающаяся актриса и режиссер Серафима Германовна Бирман, соученица и соратница его учителя Евгения Багратионовича Вахтангова. Он забыл. Ее все забыли…»

В последние годы жизни Фаина Раневская часто сетовала на одиночество и говорила: «Все умерли. Даже Бирман – и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала…»

Серафима Германовна Бирман скончалась в 1976 году, пережив мужа на семь лет. Вспоминают ее нечасто, кто-то с иронией, кто-то с восхищением. Но никто не оспаривает, что это была большая актриса, великая старуха.