Царь Федор Иванович - Дмитрий Володихин Страница 14

Только определив действительную роль Годунова, можно понять, кто и до какой степени правил государством на протяжении четырнадцати лет царствования Федора Ивановича. Ведь, в сущности, словом «правитель» для периода от 1584 до 1598 года в русской истории следует называть странный симбиоз, состоящий из двух личностей, двух компетенций, двух образов, сложившихся в массовом сознании. Проще всего сказать: «Федор Иванович царствовал, но не правил, Борис Годунов правил, но не царствовал». В самом общем смысле это совершенно правильно. Однако… как только доходит до частностей, получается гораздо более сложная картина.

Для того чтобы понять, что за человек стоял рядом с троном Федора Ивановича, как далеко простиралась его власть, достоин ли он был тех полномочий, которые получил по милости царя, придется надолго выйти из реальности личной судьбы государя и окунуться в политическую реальность России второй половины XVI столетия. Иначе нельзя: через призму слов и поступков Б.Ф. Годунова можно многое увидеть и расшифровать в судьбе Федора Ивановича. А найти код к действиям и душевным движениям царского «соправителя» невозможно без глубокого погружения в вопросы большой политики. Следовательно, придется заняться ею — на протяжении главы.

* * *

Борису Федоровичу, во-первых, приходилось делить реальную политическую власть с другими служилыми аристократами. Притом большая часть тех, с кем ему приходилось сталкиваться на этой почве, была намного знатнее его. Как минимум на протяжении первых месяцев или даже первых лет царствования Федора Ивановича Годунов должен был считаться с великими людьми царства. Прежде всего с «партиями» бояр Захарьиных-Юрьевых-Романовых, князей Шуйских и князей Мстиславских. Притом каждая «партия» состояла не только из представителей семейства, но также из их родичей по брачным связям, друзей, сторонников и т. п. Во-вторых, серьезное влияние на первых порах могла оказывать партия «худородных выдвиженцев» Ивана Грозного, пусть и обезглавленная высылкой Богдана Вельского из столицы. В-третьих, власть Годунова, даже учитывая его выдающиеся личные качества, как политика, была бы непрочной, если бы он не имел возможности выступать от имени царя, как бы постоянно воплощая в жизнь монаршую волю. Любые планы вельможи приобретали значимость лишь после того, как они облекались в форму указов «великого государя, царя и великого князя всеа Руси Феодора Иоанновича». Следовательно, Годунов должен был пребывать в постоянном диалоге с царем, не терять его милости и доверия, отрезать от него любых политических деятелей, которые могли бы вести через государя собственную игру. Наконец, в-четвертых, Федор Иванович, как это следует из сообщения Джильса Флетчера, хотя и занимался делами правления мало, но все-таки не отстранился от них окончательно. Следовательно, его воля, его желания и его характер также в какой-то мере оказывали воздействие на политический курс правительства. Ему Борис Федорович отказать не мог ни при каких обстоятельствах. А значит, должен был стать послушным исполнителем царских поручений — хотя они, быть может, давались не столь уж часто. Отсюда вывод: имеет смысл определить, какие именно государственные дела могли заинтересовать царя со столь необычным образом мышления. Где и когда слабая воля самодержца все-таки находила отражение в деятельности административных органов, Церкви, армии.

Русское государство сложилось еще в конце XV — начале XVI столетия таким образом, что рядом с особой монарха всегда присутствовала сильная, многочисленная, амбициозная аристократия. Она в чем-то подчинялась государю, а в чем-то делила с ним власть над страной. Из нее рекрутировались все высшие управленческие кадры: Боярская дума, «судьи» (так именовали тогда не только тех, кто главенствовал в судах, но и глав «приказов» — центральных ведомств), главнокомандующие полевыми соединениями и гарнизонами важнейших крепостей, воеводы в полках и наместники в наиболее значительных городах. На протяжении века аристократы-управленцы превосходно справлялись со своими обязанностями: строили государственную структуру стремительно растущей державы, отбивали татар и наносили им ответные удары, вели планомерное наступление на земли Великого княжества Литовского, составляли новые законы и руководили строительством новых укрепленных пунктов. Они бывали лучше и хуже, более верны или же более склонны к измене и своевольству, но в целом они представляли собой весьма качественную национальную политическую элиту.

Вместе с тем служилая знать была весьма неоднородна по составу. Первые десять-пятнадцать родов — древнейших, влиятельнейших и богатейших — имели огромное влияние на дела. Отпрыски этих семейств имели право занимать высшие должности в армии и получать боярские чины в Думе в силу одной только аристократической крови, текущей в их жилах. В число этой высшей знати или, иначе, аристократов первого ранга входило при Федоре Ивановиче несколько родов Рюриковичей (князья Шуйские, Воротынские, Одоевские, в меньшей степени — Троекуровы, Татевы), Гедиминовичей (князья Мстиславские, Трубецкие, Голицыны), князья Глинские (не относившиеся к числу Рюриковичей или Гедиминовичей), а также некоторые старинные боярские роды, например, Шереметевы, Сабуровы, Головины, Колычевы или Захарьины-Юрьевы-Романовы. Рядом с этим немноголюдным собранием «лучших родов» существовала аристократия «второго ранга». Ее представители имели право выслужить думный или воеводский чин, однако их «отечество», то есть статус их рода среди других знатных родов, еще не предопределяло, что они непременно сумеют заслужить высшие должности. Сам по себе факт рождения в семействе знати «второго ранга» лишь давал возможность заработать возвышение честными административными и военными трудами на благо великого государя. Среди титулованной, то есть княжеской аристократии этот слой представляли, например, Хворостинины, Охлябинины, Сицкие, Туренины, Лыковы, Щербатые, Прозоровские и др. Из числа нетитулованной знати (древних боярских семейств) в него входили, например, Борисовы-Бороздины и Годуновы. Всего же примерно 50 или 60 родов. Еще ниже стояла многотысячная масса дворянства, также неоднородная, состоявшая из «детей боярских» ^[18] городовых, выборных и дворовых, служивших по провинциальным и московским спискам, более обеспеченных, менее обеспеченных, более родовитых, менее родовитых, вообще «неродословных» людей. Но всех не-аристократических служильцев объединяло одно: выход к «думным» и воеводским чинам для них был закрыт. Худость крови не позволяла. И только какая-нибудь хитроумная матримониальная комбинация или прямое благорасположение царя могли расчистить перед подобными людьми место для карьерного прыжка наверх. Иван IV в опричные времена да и позднее позволял «худородным выдвиженцам» из этой самой гущи незнатных людей осуществить такой взлет. Правда, этот шанс достался совсем немногим. Его получали либо те, кто показал на деле выдающиеся способности, либо те, кто понадобился монарху для карательных или просто палаческих операций, либо те, кого «втащила» более удачливая родня. Им Иван Грозный давал особый чин «думного дворянина» (ниже боярина и окольничего, но все же позволявший присутствовать на заседаниях Боярской думы), некоторые «дворовые» (придворные) чины — оружничего, ловчего, печатника, а иногда даже выдвигал их на воеводские посты в действующей армии. Все это совершалось отчасти против сложившегося политического уклада, отчасти же в обход него. Ситуация несколько облегчалась тем, что у монарха было две Боярские думы — сначала опричная и земская, затем, со второй половины 1570-х годов, — «дворовая» и земская. Так вот, худородные выдвиженцы были «приписаны» к «дворовой» думе.