Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор Страница 14

Этот день был очень важным для Потиция – самым важным на данном этапе его молодой жизни. С детства он был свидетелем этого ритуала, впоследствии стал его участником, и вот теперь, по достижении четырнадцати лет, ему было доверено помогать отцу в совершении ежегодной церемонии жертвоприношения у алтаря Геркулеса.

На глазах у собравшихся членов семей Потиция и Пинария отец Потиция вышел к алтарю и завел повторявшийся из года в год рассказ о посещении их поселения богом. О том, как могучий Геркулес явился к ним неведомо откуда в час величайшей нужды, как он убил свирепого людоеда Какуса и исчез так же таинственно, как и появился. Пока длился этот рассказ, юный Потиций медленно обошел вокруг алтаря, размахивая священной метелкой, представлявшей собой приделанный к деревянной ручке бычий хвост, и отгоняя таким образом мух. В то же самое время другой юноша, его ровесник Пинарий, описывал более широкий круг в противоположном направлении. Его задача заключалась в том, чтобы отогнать собак, которые могли приблизиться.

Завершив повествование, отец Потиция повернулся к стоявшему рядом с ним отцу Пинария. Из поколения в поколение две семьи совместно ухаживали за алтарем и совершали церемонию, меняясь обязанностями из года в год. В этом году обращаться к Геркулесу с мольбой о защите выпало на долю старшего Пинария.

Бык был убит и разделан. Пока основную часть туши жарили, некоторые куски сырого мяса были возложены на алтарь. Жрецы и их сыновья внимательно озирали небосвод. Сегодня удача улыбнулась юному Потицию. Именно он первым заметил стервятника и радостным криком возвестил о его появлении. Считалось, что Геркулес благоволит к стервятникам, и раз эта птица кружила сейчас над алтарем, значит обряд и жертва понравились божеству.

По завершении молитвы началось ритуальное пиршество. Во всех обрядовых делах обе жреческие фамилии имели равные права – исключение составляло лишь церемониальное поедание потрохов. Согласно традиции, их съедала семья Потиция, после чего семья Пинария изображала притворное возмущение. Потиции – так уж было заведено – всякий раз отвечали, что Пинарии пришли слишком поздно и потрохов на их долю не осталось.

Молодой Потиций относился ко всем своим обязанностям весьма серьезно. Он даже попытался добродушно подшутить над молодым Пинарием относительно потрохов, но в ответ получил лишь хмурый взгляд. Двое юношей никогда не были друзьями.

После трапезы отец отвел Потиция в сторону.

– Я горжусь тобой, сынок. Ты молодец.

– Спасибо, отец.

– Теперь в завершение праздника остался только один обряд.

Потиций наморщил лоб:

– Я думал, мы закончили, отец.

– Не совсем. Я думаю, ты знаешь, сынок, что род наш можно проследить непосредственно от самого Геркулеса. Мы редко говорим об этом, поскольку нет нужды вызывать у Пинариев большую зависть, чем ту, что они испытывают к нам сейчас!

– Да, отец.

– Ты знаешь также, что в роду у Потициев было и другое божество, более древнее, чем сам Геркулес.

Жрец потянулся и коснулся рукой амулета, который надевал только в самых торжественных случаях. Блеск золота приковал к себе взгляд юноши. Отец улыбнулся.

– Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я тоже впервые принял участие в обряде поклонения Геркулесу и, так же как ты, отгонял мух. По окончании праздника мой отец – твой дед – похвалил меня, назвав молодцом, и после этого я уже не был мальчиком, а стал мужчиной. А знаешь ли, что он тогда сделал?

Потиций серьезно покачал головой:

– Нет, отец. А что он сделал?

В ответ отец снял через голову кожаный ремешок, торжественно надел его на шею Потиция, улыбнулся и любовно потрепал сына по светлым, шелковистым волосам. Этот жест любви был и жестом прощания сына с детством.

– Теперь ты мужчина, мой сын. Я передаю тебе амулет Фасцина.

* * *

Может быть, Потиций и стал мужчиной, но после праздника, когда с обязанностями помощника жреца было покончено и он получил наконец возможность делать что хочется, его поведение снова стало мальчишеским. Стояла середина лета, до темноты еще было далеко, а ему не терпелось, как он и обещал, наведаться к двум своим ближайшим друзьям.

Со времен убийства Какуса маленькое поселение у Тибра продолжало процветать и разрастаться, а рынок у реки стал признанным центром торговли солью, рыбой и домашним скотом. Эти товары доставляли отдельно, но поселенцы давно сообразили, что, засолив мясо и рыбу, их можно дольше хранить и перевозить на большое расстояние, и занялись этим выгодным промыслом. Старейшие семьи, такие как Потиции и Пинарии, по-прежнему жили на месте первоначальной деревни, в хижинах, не слишком отличавшихся от жилищ их предков, но таких хижин теперь стало гораздо больше, и стояли они теснее.

Кроме того, неподалеку от изначального поселения, в пределах холмов Румы, стали возникать новые, меньшие поселения, иногда на одну семью. Люди селились и в долинах, и на вершинах холмов, а из одного поселка в другой быстро протаптывались тропинки.

Само слово «Рума» за минувшие годы изменило и значение, и звучание: благодаря частому употреблению все уже забыли о его связи с женской грудью. Оно превратилось в имя собственное, обозначающее именно эту местность, и звучать стало не Рума, а Рома, или, еще короче, Рим. Казалось, что само это слово созвучно духу холмистой местности, столь расположенной к своим обитателям.

С увеличением числа жителей и появлением новых поселений стали появляться и новые названия. Каждый из Семи холмов получил имя – первоначально их называли в честь деревьев, которые на них росли: Кверкветулан – Дубовый холм, Виминал – Ивовый холм, Фагитал – Буковый холм.

Пастухи теперь жили и пасли скот на вершине холма, над старой пещерой Какуса. Сам холм получил название Палатин, в честь Палес – почитаемой пастушеской богини. К тому времени богов, некогда совершенно здесь неизвестных, развелось великое множество, и каждая из мелких общин, существовавших в области Семи холмов, имела своего бога. Иные из них оставались безымянными, подобно древним безликим нуменам, другие же обретали имена, а с ними – и четко определенные атрибуты. Однако весь Рим, то есть вся округа, так или иначе признавал первенство Геркулеса, а его алтарь стали называть Ара Максима, или Величайший из алтарей. Все сходились на том, что отцом Геркулеса был могущественный небожитель, известный под именем Юпитер, а представители древних родов Потициев и Пинариев, являвшиеся наследственными жрецами, занимали среди жителей Рима особое положение.