Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города. 1917-1991 - Наталия Лебина Страница 13
Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города. 1917-1991 - Наталия Лебина читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Смена политического руководства в СССР после смерти Брежнева, а именно короткое пребывание у власти с ноября 1982‐го по февраль 1984‐го Юрия Андропова, также ознаменовалась новым отношением к алкоголю. Я хорошо помню интеллигентские страхи тех полутора лет: боязнь новых репрессий, поводом для которых все считали попытки Андропова наладить трудовую дисциплину. За этим волнениями как-то незаметно прошло сенсационное в свете советской алкогольной политики снижение цен на водку. В продаже появилось сорокаградусное спиртное по 4 рубля 50 копеек за бутылку. До этого цена доходила до 5 рублей 20 копеек. Новый алкоголь назывался просто – «Водка». В фольклорных источниках оно расшифровывалось – «Вот он добрый какой Андропов» 113. Эту подешевевшую алкогольную продукцию в обиходе к тому же прозвали «андроповкой».
Последнюю советскую антиалкогольную кампанию моя семья ощутила в полной мере. 7 мая 1985 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по предотвращению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения». А 6 июля 1985 года у меня умер отец, по современным меркам и моим теперешним представлениям – не очень старый человек шестидесяти пяти лет. Организация поминок превратилась в трагифарс: водку, согласно государственной инициативе, можно было купить только после 14 часов и в ограниченном количестве. В магазине для приобретения спиртного нас с мужем попросили предъявить свидетельство о смерти. Какое-то время назад мне казалось, что память мне изменила и такого не могло быть. Однако в книге «Советский анекдот. Указатель сюжетов», изданной в 2014 году Михаилом Мельниченко, я обнаружила следующую шутку: «Во времена Горбачева. Умирает мужчина преклонных лет. Родня спрашивает у него последнее желание: „Водочки бы…“ – „Только по справке о смерти“. – „Счастливые!“ – говорит умирающий» 114. Мои воспоминания оказались вполне репрезентативными.
Реалии горбачевской антиалкогольной кампании – совсем недавнее прошлое, детали которого живы в памяти многих. Руководство страны объявило нелепой идею культурного, умеренного потребления спиртных напитков, тем самым посягнув на многие бытовые ритуалы и традиции (см. «ЗАГС»). В ходе горбачевской антиалкогольной кампании возникло Всесоюзное добровольное общество трезвости (ВДОБТ), куда в добровольно-принудительном порядке вступило 15 млн человек. Возродился и официальный журнал «Трезвость и культура», где печатались антиалкогольные материалы и ученых, и литераторов. Сотрудники ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР, где я тогда работала, должны были принять посильное участие в трезвеннической пропаганде. Ячейку общества создали – правда, очень немногочисленную. Ее члены не очень представляли себе, чем должны заниматься. И тогда секретарь партийной организации института, талантливая и рано ушедшая из жизни Лидия Николаевна Семенова, автор блестящей книги о повседневной жизни эпохи Петра I 115, краснея и запинаясь, предложила издать сборник статей о борьбе с пьянством в России 116. Это был, кстати сказать, один из первых опытов обращения академических ученых к истории девиантного поведения, хотя авторы о таком понятии и не слышали. Участвовала в этом сборнике и я, хотя и не вступила в члены ВДОБТ.
Объем производства винно-водочной продукции сократился вдвое. В стране вырубались уникальные виноградники. Создается впечатление, что горбачевская антиалкогольная кампания была направлена на разрушение государственной монополии на производство и торговлю спиртным. Винные магазины открывались в 14 часов, люди получали увечья в огромных очередях за водкой, которая становилась «второй валютой» в СССР. Одновременно в стране ввели талоны на спиртное. Самогоноварение росло в гигантских масштабах, что привело к перебоям в поставках сахара. Резко увеличилось потребление спиртосодержащих жидкостей: лосьона, клеев, одеколонов. А главное, в СССР появилось огромное количество «паленой водки» – своеобразной «бормотухи» эпохи перестройки.
Волосы и власть: протест и контроль
Слово «волосатик», конечно же, не является советизмом. Согласно академическому «Словарю русского языка», так именуется «паразитический водяной червь, похожий на волос», а также «горный хрусталь или аметист с волоконообразным строением» 117. Однако в годы брежневского застоя биологическое и минералогическое толкование слова дополнилось социально-эстетическим. Согласно словарю-справочнику новых слов и выражений, появившихся в советской подцензурной лексике 1970‐х годов, «волосатик» – это мужчина, а чаще юноша с длинными волосами. Слово употреблялось в разговорной речи и выражало неодобрительное отношение к человеку с подобной прической 118. В повести Василия Шукшина «Печки-лавочки» (1969) главный герой в письме к своим деревенским родственникам с явным пренебрежением сообщает: «Видел я также несколько волосатиков. Один даже пел у профессора песню. Вообще-то ничего, но… профессора коробит. Меня тоже» 119.
Действительно, термин «волосатик» стал маркером бытовой аномалии, порожденной дисциплинирующими практиками советской власти в сфере телесности вообще и области причесок в частности. Идея регламентации внешнего облика – не изобретение большевиков. На протяжении всей мировой истории в качестве важных составляющих человеческого тела-текста рассматривались не только руки, ноги, шея и т. д., но и волосы 120. Их значимость и знаковость оценивалась с функционально-предметной и технико-гигиенической точек зрения. Форма причесок или бород, нарочитая демонстрация или тщательное сокрытие шевелюры всегда обозначали общественный статус, пол и возраст, уровень сексуальной и даже политической активности. Ритуальность и общественный смысл можно усматривать и в технологии парикмахерского искусства (стрижка, укладка, завивка, окраска), и в особых приемах гигиены, хотя здесь скорее сказывается уровень развития техники и химии, а также бытового комфорта. И все же советские государственные и идеологические структуры внесли своеобразный дисциплинирующий вклад в практики отращивания/обрезания волос и ухода за ними. Специфика же властного дискурса в отношении причесок и бород во многом зависела от изменений сущности социально-бытовых ценностей на конкретном историческом этапе развития Страны Советов.
Приход большевиков к власти в России хронологически почти совпал со всплеском моды на короткие женские прически, хотя, конечно, стриглись женщины и раньше. Так, в 20‐х годах XIX века появилась прическа «а-ля Титюс» – короткие туго завитые локоны. В 1860–1870‐х годах коротко стриглись молодые российские «нигилистки». Но массовый «постриг» женщин и в Европе, и в России пришелся на 1910–1920‐е годы 121. Обусловили новую моду «а-ля гарсон» эмансипация женщин, вовлечение их в производственные процессы и активную общественную жизнь. Но не менее важным был и модный статус стрижки, ее своеобразная роскошь. Американский исследователь С. Здатни пишет: «То, что женские прически стали короче, не означает, что они делались проще или дешевле. Напротив, cheveux courts требовали постоянного ухода и регулярных визитов в парикмахерский салон» 122.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии