Опимия - Рафаэлло Джованьоли Страница 13

— Да здравствует диктатор Фабий Максим! — закричал Гай Клавдий Нерон.

— Завтра все центурии будут голосовать за него, — сказал Луций Кантилий.

— Да, да, да! — заорали тысячи голосов.

— Да здравствует диктатор Фабий Максим! — неслось со всех сторон.

Гай Теренций Варрон не сказал ни слова, только покрутил головой и сложил губы в ироничную гримасу, словно хотел сказать: «Хорошенький выбор, чёрт побери!» — и покинул собрание, не желая противостоять энтузиазму народа.

Когда стало чуть поспокойней, какой-то молодой человек, которому совсем недавно исполнилось восемнадцать лет, выкрикнул зычным, звонким голосом:

— Граждане! Помните, что надо голосовать единодушно, не забывайте, что в единстве — сила.

— Браво, Сципион!..

— Ты прав, о доблестный, возлюбленный богами юноша ^[10]!

— Мы последуем твоему совету, потому что он ценнее, чем пространные слова стольких мужей старше тебя, — повторяли вокруг, теснясь к Публию Корнелию Сципиону, прозванному впоследствии Африканским; в нём уже созревал один из самых храбрых и самых мудрых вождей, один из благороднейших и добродетельнейших граждан, которые когда-либо озаряли страницы истории Древнего Рима.

Во время описываемых событий Сципиону шёл, как мы уже сказали, девятнадцатый год; он был хорош собой, отменного роста, крепко сложен и силён. Лицо его было мягким и полным очарования, и вместе с тем мужественным и энергичным; с юношеских лет его оно нравилось людям ^[11].

Над его шеей, крупной и жилистой, возвышалась красивая голова с великолепной густой чёрной как эбеновое дерево и блестящей шевелюрой. Лоб у него был высокий и широкий, почти квадратный; у правого виска видны были следы двух свежих ран, перекрещивающиеся в форме буквы X; нос у него был тонкий, как говорят, орлиный, глаза — чёрные, рот высокомерный, губы оттопыренные, подбородок несколько заострённый и выступающий, что у давнишних физиогномистов, да, пожалуй, и сейчас, считается признаком огромной энергии и необыкновенно развитых умственных способностей ^[12].

Это был красивый юноша в полном значении этого слова; такие лица нелегко забываются и с первого взгляда вызывают симпатию и доверие.

Публий Корнелий Сципион с младенческих лет совершенствовался во владении оружием и физических упражнениях. Семнадцати лет, то есть за год до начала нашего рассказа, сражаясь при Тицине оптионатом под началом своего отца Публия Корнелия Сципиона Старшего, он бросился в самую гущу битвы в тот момент, когда его старый отец, раненый и сброшенный с коня, защищался вместе с тремя или четырьмя конниками от целой тучи нумидийцев. Рискуя быть убитым, однако так проворно и с отточенным мастерством пустив в дело свой меч, молодой Сципион сумел спасти отца. Но сам он едва вышел живым из этой ужасной схватки, неся на теле двадцать семь ран; следы двух из них навсегда остались у виска как свидетельства сыновней любви и неустрашимости.

Совершенствуясь в военном ремесле, он не забывал о науках и упражнениях на полях истории, философии и науки красноречия; поэтому у него была заслуженная репутация образованного юноши и хорошего оратора.

После сражения при Тицине, где он заслужил себе звание центуриона, Сципион приехал в Рим, чтобы отдохнуть от лагерных трудов и вылечить раны, многие из которых были лёгкими, хотя несколько из них считались серьёзными и опасными для жизни.

Выздоровев, он принял в качестве центуриона командование над одним из отрядов, предназначенных для обороны города.

— Боги говорят твоими устами, молодой человек, — сказал Марцелл, пожимая Сципиону руку, — дела твои мужественны. Если я не ошибаюсь в своих суждениях о людях, то ты предназначен для великих и блистательных свершений. Своими действиями при Тицине ты доказал, что Республика, которой понравилось назвать меня, теперь уже стареющего, самым храбрым среди держащих мечи и копья, может с этой поры рассчитывать на тебя.

Сципион покраснел, услышав лестную похвалу от такого человека, как Марцелл; довольная улыбка заиграла на его красивых губах, а глаза засверкали пламенем благородного юношеского честолюбия.

— К оружию, граждане! Да помогут нам боги — покровители Рима! К оружию! На стены! — крикнул один из горожан, бледный и запыхавшийся, облачённый в шлем и панцирь, выбежавший на Форум из Мамертинской улицы и прибывший, видимо, со стороны Ратуменских ворот. — По Фламиниевой дороге приближается враг!

— К оружию! — подхватил Сципион, вынимая из ножен меч; одет он был в великолепный тяжёлый панцирь с чешуями, заходящими одна на другую словно птичьи перья.

По сигналу тревоги группки горожан, мгновенно рассыпавшись по прилегающим к Форуму улицам, спешили к собственным домам, чтобы взять там оружие и поспешать на стены.

— Да помогут нам бессмертные боги! Нам необходимы только спокойствие и энергия, — сказал в свою очередь Марцелл, поспешно удаляясь в сторону площади Комиций.

Вооружённые горожане, принадлежавшие к разным центуриям и находившиеся в это время на Форуме, которым не выпал в этот день черёд идти в караул или нести службу на городских стенах, сгрудились, вооружившись мечами, вокруг молодого Публия Корнелия, который возглавил их и двинулся по Мамертинской улице, выкрикивая:

— Порядок и спокойствие!

И когда этот отряд вооружённых граждан направлялся к Ратуменским воротам, на опустевшем Форуме слышно было только эхо далёких голосов, повторяющих во всех районах города унылый протяжный крик — сигнал тревоги.