Семейные драмы российских монархов - Александр Музафаров Страница 13

Казалось, ему нечего опасаться — Пётр прощал своему любимцу всё, но как раз в это время здоровье царя серьёзно пошатнулось. Меншиков знал это лучше, чем кто-либо другой, — личным медиком царя был англичанин Роберт Эрскин, который до того более 5 лет являлся его личным врачом. История болезни Петра долгое время была предметом мифологии и спекуляций. Даже сейчас в публицистических работах можно встретить утверждения, что царь страдал венерической болезнью, от которой впоследствии и умер. Современные историки медицины, основываясь на сохранившихся документах, определяют болезнь царя как стиктуру уретры, осложнившуюся гнойным циститом и, возможно, хроническим гепатитом. Для лечения Пётр неоднократно пользовался минеральными водами, вот и в 1711 году, как раз перед свадьбой сына, он воспользовался услугами знаменитого Карлсбада.

А вот отношения с наследником у Меншикова не сложились. Алексей не любил князя за низкое происхождение, пренебрежительное отношение к себе, а главное — второй брак отца. Меншиков в свою очередь не воспринимал наследника всерьёз. Историк Николай Павленко приводит описание примечательного эпизода, показывающего характер их отношений:

«Однажды во время устроенного Меншиковым обеда, на котором присутствовали высшие офицеры дислоцированной в Померании русской армии, в том числе и царевич Алексей Петрович, зашёл разговор о дворе его супруги принцессы Шарлотты. Меншиков отозвался о нём самым нелестным образом: по его мнению, двор был укомплектован грубыми, невежественными и неприятными людьми. Князь выразил удивление, как может царевич терпеть таких людей. Царевич встал на защиту супруги: раз она держит своих слуг, значит, довольна ими, а это даёт основание быть довольным ими и ему. Завязалась перепалка. Меншиков возразил: „Ты слеп к своей жене, она тщеславна“.

Царевич воскликнул в ответ: „Знаешь ли ты, кто моя жена, и помнишь ли ты разницу между ней и тобой?!“

Меншиков: „Я это хорошо знаю, но помнишь ли ты, кто я?“

Царевич: „Конечно, ты был ничем, и по милости моего отца ты стал тем, что ты есть“.

Меншиков: „Я твой попечитель, и тебе не следует со мной так говорить“.

Царевич: „Ты был моим попечителем, теперь уже ты не мой попечитель, я сам умею позаботиться о себе, но скажи мне, что у тебя против моей жены?“

Меншиков: „Что у меня против неё: она высокомерная немка, и всё от того, что она в родстве с императором, но от этого родства ей, впрочем, будет мало проку, а, во-вторых, она тебя не любит, и она права в этом, ибо ты обращаешься с ней очень дурно; кроме того, ты своим видом не можешь возбудить любви“.

Царевич: „Кто сказал, что она меня не любит? Я очень хорошо знаю, что это неправда, я ею очень доволен и убеждён, что и она мною довольна. Да сохранит Господь ей жизнь, я буду с нею очень счастлив“.

Меншиков: „Я своими глазами убедился в противном, она тебя не любит. Плакала она, когда ты уезжал, от досады, видя, что ты её не любишь, а нисколько не от любви к тебе“.

Царевич: „Не стоил ты того, чтобы на неё смотреть; её нрав очень кроток, и хотя она не моей веры, должен, однако, сознаться, что она очень благочестива; что она меня любит, в этом я уверен, ибо ради меня она всё покинула, и в том тоже я уверен, что она честна; впрочем, неудивительно, что ты так говоришь, ибо ты судишь об имперских княжнах по тем, которые у нас, и особенно по твоей родне, которая никуда не годится, так же, как и твоя Варвара. У тебя змеиный язык, и поведение твоё беспородно. Я надеюсь, что ты скоро попадёшь в Сибирь за твои клеветы; моя жена честна, и кто впредь мне станет говорить что-либо против неё, того я буду считать отъявленным врагом“.

Царевич велел наполнить бокалы, выпили за здоровье кронпринцессы, и все офицеры бросились к ногам царевича».

Прошу прощение у читателя, за столь длинную цитату, но сей эпизод хорошо раскрывает несколько важных аспектов отношений между наследником и любимцем царя. Во-первых, Меншиков ведёт себя весьма развязно, если не сказать, нагло. В его поведении нет ничего от почтительности подданного или мудрости наставника. Напротив, он старается уязвить царевича, допуская подлые намёки (именно намёки, других аргументов нет) в адрес его супруги. Алексей держится с достоинством воспитанного человека, осознающего своё превосходство в происхождении, а также свою правоту как мужа и главы семейства. Как не похож этот образ на традиционные представления о царевиче как о человеке забитом, трусоватом!

Важен и финал истории — царевич не просто достойно вступается за честь жены, он выигрывает эту пикировку с Меншиковым, и — что ещё важнее — симпатии генералов и офицеров оказываются на его стороне, а не на стороне командующего армией. Перед собравшимися на мгновение предстал их будущий повелитель, и последняя сцена говорит о том, что этот повелитель мог рассчитывать на верность подданных.

После возвращения семьи царевича в Петербург к уже имевшимся проблемам в его отношениях с отцом добавилась ещё одна — царевна не поладила с царицей. Поначалу ничто не предвещало такого поворота, напротив, Екатерина приняла невестку весьма ласково. Принцесса писала матери: «Царица со своей стороны не упускает случая выразить мне своё искреннее уважение». Но потом их отношения резко испортились. Причиной стала банальная женская ревность — необразованная и невоспитанная «лифлянская портомоя», которая до конца жизни так и не освоила грамоту, не могла выдержать сравнения с изящной, утончённой принцессой пусть и не самого родовитого немецкого двора. Отношения стали натянутыми и напряжёнными, как отмечает современный историк, прежняя благосклонность Екатерины Алексеевны сменилась враждебностью, которая усугублялась тем, что обе женщины ждали ребёнка. Царица ревниво относилась к возможному появлению у царевны наследника мужского пола, то есть соперника её собственным детям в возможной борьбе за престол. Это, в свою очередь, сказалось и на отношениях Петра и Алексея.

Постепенно вокруг царевича начинает формироваться круг лиц, недовольных политикой его отца. Здесь важно обозначить следующее — обычно в популярной литературе говорится о том, что царевич и его окружение ненавидели всё, что делал царь-преобразователь. Это утверждение создано в рамках петровского мифа, одним из основополагающих тезисов которого является утверждение об уникальности роли Петра в модернизации России. Только он один понял, что надо делать, и «Россию поднял на дыбы». В реальности же вопрос о модернизации страны стоял на повестке дня ещё с середины XVII века, и процесс этот шёл при предшественниках Петра на троне порой куда более последовательно и продуманно. ^{5} Курс на модернизацию страны и сближение с Западной Европой был определён не личной волей монарха, а объективными процессами развития России.