Анатолий Тарасов - Александр Горбунов Страница 13

Чехословацкие гости рассчитывали провести в Москве легкие показательные уроки, совместные тренировки на стадионе «Динамо». На них пригласили несколько тысяч игроков в хоккей с шайбой, специалистов из спортивных обществ, болельщиков, успевших полюбить эту игру. Интерес к событию был колоссальный. «Мы, — вспоминал Романов, — получили в центральных органах разрешение на продажу билетов. На каждую тренировочную встречу их продавалось 30 тысяч. И стало ясно, что матчи при таком количестве зрителей чисто учебными быть не могут. Решили играть по три периода, строго по правилам».

На тренировочных матчах с ЛТЦ (играл фактически второй состав) тогда бы и остановились, если бы не решительность Тарасова. Именно он принялся обивать пороги начальников, дабы получить разрешение на проведение полноценных игр.

Сначала Тарасов отправился к генералу Аркадию Аполлонову, работавшему в то время председателем совета спортивного общества «Динамо», и предложил назначить первый матч уже на следующий день. Тот, однако, ответил, что чехи завтра уезжают. «Как уезжают? — изумился Тарасов. — Мы для чего их пригласили?» Тарасов тем не менее настаивал: «Мы должны проверить чехов на прочность. Я просто так не уйду». Аполлонов предложил Тарасову написать расписку в том, что все матчи с ЛТЦ наша команда не проиграет. Тарасов такую расписку дал. (Через 24 года, в преддверии Суперсерии-72 с канадскими профессионалами, секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов предложит написать подобную расписку председателю Спорткомитета СССР Сергею Павлову.) После чего он отправился в ЦК ВЛКСМ к Николаю Михайлову. У Михайлова находился Савин, который, собственно, и выступил инициатором приглашения чехословацкой команды. Тарасов вспоминал, что Савин «был напуган Аполлоновым и докладывал Михайлову, что мы проиграем чехам с большой разницей, опозоримся, товарищ Сталин против проигрышей». «Наверное, — рассказывал Анатолий Владимирович, — я невоспитанный человек, но я задал Савину вопрос на засыпку. Я должен был выиграть сражение. Я у него спросил: “Сергей Александрович, скажите, пожалуйста, а как чехи завершают атаку?” Он пять раз повторил этот вопрос, и Михайлов строго попросил его не повторять, а отвечать. Тот с испугу и говорит: “Чехи заезжают из-за ворот, потом — тик-так, и тама…”». И матчи состоялись. Михайлов помог.

Именно тогда был создан первый тренерский совет сборной. Она называлась не сборная СССР, а сборная Москвы. В совет вошли Аркадий Чернышев, Владимир Егоров, Павел Коротков, Александр Игумнов и Анатолий Тарасов. Тарасов стал представителем тренерского штаба на площадке. Он участвовал во всех трех матчах, первый из которых хозяева выиграли 6:3, второй проиграли 3:5, а третий завершили вничью 2:2.

ЛТЦ была базовой командой национальной сборной Чехословакии, выигравшей за год до этого чемпионат мира в Праге и через год — в Стокгольме и добывшей серебро Олимпиады-48 в Санкт-Морице. Однако до места проведения чемпионата мира 1950 года — до Лондона — чехословацкая команда не добралась. И — пускай и косвенным образом — это оказалось связано с результатами их «московского визита» 1948 года.

В Праге тогда практиковалось то же самое, что и в Москве при Сталине. Служба безопасности фабриковала высосанные из пальца обвинения и устраивала массовые аресты. Хоккеисты этой участи не избежали. 11 марта 1950 года они должны были вылететь в английскую столицу, но в аэропорту игрокам объявили, что они никуда не летят, поскольку чехословацким радиорепортерам не дали английские визы. «Пока они их не получат, останемся в Праге», — сообщили игрокам, которые сразу же вернулись в город. Знаменитый финский хоккейный статистик Том Рачунас подарил своему другу, известному отечественному историку хоккея Семену Вайханскому копию уникального документа — протокола стартового матча чемпионата мира в Лондоне. 13 марта 1950 года турнир должна была открыть встреча Чехословакия — Бельгия. В протокол были внесены имена чехословацких хоккеистов, но именно в тот день почти всех включенных в протокол официального матча мирового первенства игроков, спровоцировав на драку с сотрудниками госбезопасности, арестовали в ресторане «Золотой трактир». В октябре того же года Тайный государственный суд (своего рода «тройка») приговорил 12 человек к различным срокам тюремного заключения. Ни одному из них не были предъявлены обвинительные акты — до тех пор, пока они не поставили свои подписи под судебным разбирательством. Набор в те времена был одинаков в коммунистических странах: шпионаж, вредительство и государственная измена. Попутно же им инкриминировали «враждебное отношение к Советскому Союзу», а отягчающим обстоятельством стало то, что члены делегации ЛТЦ во время поездки в Москву якобы высмеивали советских граждан. «Заканчивалась поездка в СССР, — пишет чехословацкий журналист Роберт Бакаларж в книге «Потерянные годы» (в переводе Вайханского опубликована на страницах журнала «Спортивные игры»). — Игроки ЛТЦ перед отелем ожидали автобус, который запаздывал. Была зима, и Стибор достал мяч, купленный в Москве. Прямо на площадке началась игра. Неподалеку стоял милиционер и с таким интересом смотрел на них, что они пригласили его поиграть. Вот где пришлось новичку побегать! Смеху было много, особенно в тот момент, когда кто-то протолкнул ему мяч между ног (у спортсменов это называется “ясли” и всякий раз пробуждает необузданное веселье). Хохотали и над милиционером. И он смеялся вместе с ними. А потом в Праге, на суде, выяснилось, что они насмехались над советскими людьми, и это еще более ухудшило их положение…» Больше всех получил вратарь Богумил Модры — 15 лет. На год меньше присудили Густаву Бубнику, будущему известному в Европе хоккейному тренеру, работавшему, в частности, со сборной Финляндии. Остальным досталось от восьми месяцев до двенадцати лет.

Модры отсидел пять лет, потеряв в пяти тюрьмах, по которым его за годы заключения возили, здоровье, и умер в 1963 году в 47-летнем возрасте. «После выхода из заключения, — рассказывала его вдова Эрика, — Божа сторонился людей. Встречался лишь с теми, с кем был осужден. Не выказывал ни малейшего интереса к встречам с работниками Хоккейного союза. Это стало особенно очевидным в 1959 году, когда в Праге проходило очередное первенство мира. Никто из руководителей нашего хоккея не поинтересовался, хочет ли Божа посмотреть эти игры. Зато это сделали русские тренеры Тарасов и Чернышев. Они возили Божу на стадион своим автобусом и брали к себе на скамейку запасных. Они приходили к нам в гости и тогда, когда Божа уже лежал. Он был им страшно рад… Когда Божик умер, Тарасов с Чернышевым прислали письма с выражением соболезнований. Во время другого посещения — это было зимой 1963 года — мне позвонил Розиняк (нападающий ЛТЦ и сборной Чехословакии. — A. Г.) и сказал, что Тарасов хочет со мной встретиться. Я шла к нему в отель с благодарностью. В номере кроме Тарасова и Чернышева был и кое-кто из руководителей Хоккейного союза.

— Вы знаете ее? — спросил Тарасов. — Это госпожа Модры. Знаете, кто был Божа Модры? Он нас научил играть в хоккей, и мы этого не забудем до самой смерти.

Так два советских тренера дали моральный урок нашим людям!»

…Воображение первых зрителей матчей по хоккею с шайбой поражала «скамейка штрафников». Она располагалась в некотором отдалении от площадки и напоминала «загон» для домашних животных. Публика тут же окрестила ее «тюрьмой» и требовала «нести передачу» каждому удаленному.