Битва за Крым 1941–1944. От разгрома до триумфа - Валентин Рунов Страница 13

Да, видно, обстановка на 11-м скверная, если командир просит огонь на себя. Вызываю стоящую за нами батарею капитана Бундича. Прошу открыть огонь по противнику.

– Только осторожно, в дзоте наши люди, – прошу по телефону артиллеристов, сам понимая, что моя просьба невыполнима.

Через несколько минут вокруг дзота заплясали всплески взрывов. Фашисты откатились, оставив много убитых. К счастью, из дзота никто не пострадал.

Атаки фашистов временно прекратились. Но отдельные головорезы, пользуясь рельефом местности, близко подбирались к дзоту и бросали в амбразуру гранаты. Матросы хорошо знали, что немецкая граната взрывается только через несколько секунд. Поэтому быстро подхватывали их и выбрасывали обратно через амбразуры. Больше всех этим пришлось заниматься Доле. Но вот где-то замешкался, и очередная немецкая граната взорвалась в его руке. Рука повисла как плеть.

Ночью в дзот прорвалось небольшое подкрепление. Вышло семь, пробилось трое: заместитель политрука Макар Потапенко, главные старшины Петр Корж и Константин Король. Все трое – коммунисты. С ними пришли три санитара за ранеными. Но те отказались покинуть дзот.

Третий день на пути гитлеровцев стоял 11-й дзот. Он оказался для фашистов непреодолимой крепостью. Небольшая группа израненных, оглохших, изнывающих от жажды черноморских моряков продолжала сдерживать натиск в десятки раз превосходящих сил врага.

Фашисты бросали на дзот бомбардировщики. С нашего КП было видно, как девять пикировщиков один за другим устремлялись вниз, и холм, на котором стоял 11-й, тонул в тяжелой туче взрывов. Но дзот снова ожил.

– Убит Король, – докладывал 11-й, – вторично ранен Раенко, остальные контужены, дзот поврежден. Прямого попадания нет. И снова атака. Умер командир дзота старшина 2-й статьи Сергей Раенко. Его предсмертными словами были: «Ни шагу назад! Помните нашу клятву…» Потом связь с 11-м прекратилась. Послать для связи, тем более в помощь, было некого: везде было тяжело, а в строю оставалось все меньше и меньше бойцов.

О последних часах 11-го дзота мы узнали позднее. После гибели командира к пулемету встал Алексей Калюжный. Бинт на его голове пропитался кровью, пылью, пороховой гарью и был почти черным. Потом Алексей упал – вторично ранило смертельно. Погиб Четвертков. Все меньше и меньше оставалось патронов. Не было связи.

Оставшийся за командира Дмитрий Погорелов приказал Григорию Доле:

– Любым путем доберись до КП, доложи обстановку, если могут, пусть пришлют подкрепление и боезапас.

– Я останусь со всеми. – Приказываю! – рассердился Погорелов и добавил: – С перебитой рукой, Гриша, ты пользы принесешь мало – ни стрелять, ни бросать гранаты не можешь. Иди.

Молча кивнул Потапенко, подтверждая слова командира. Добраться до КП сам Доля не смог: через несколько часов его в бессознательном состоянии подобрали санитары».

К исходу 20 декабря дзот № 11, до конца выполнив свою задачу, перестал существовать. Смертью героев погибли все его защитники.

Доля остался в живых, жил в Севастополе. И еще об одном человеке, сражавшемся в 11-м дзоте и оставшимся в живых, есть сведения в разных источниках. Это Иван Акимович Еремко. В те дни он состоял в списках дзота № 12 и по приказу командования восстанавливал телефонную связь между КП роты и дзотом № 11. Он участвовал в последних боях дзота, был тяжело ранен. Его нашли вместе с телом Радченко, приняли за погибшего и внесли в списки павших. Но он остался жив, до последних дней своей жизни жил в селе Верхне-Садовое.

О дзоте № 11 написано очень много. И в книге Моргунова П. А. «Героический Севастополь», и в сборнике «Героическая оборона Севастополя», в воспоминаниях Жигачева И. Ф., Садовникова М. Н. и в других материалах. Всюду приводится клятва А. Калюжного, найденная в его противогазной сумке: «Родина моя! Земля русская!.. Я, сын Ленинского комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим. Моряки-черноморцы, уничтожайте фашистских бешеных собак. Клятву воина я сдержал. Калюжный».

И сколько я живу на свете, я считала, что те, кто сражался в дзоте № 11, получили звание Героя Советского Союза. И вдруг я обнаружила, что это совсем не так. В библиотеке Музея ЧФ РФ библиотекарь Татьяна Евгеньевна дала мне справочник «Герои Советского Союза Севастополя». И я стала искать знакомые с детства имена Раенко, Калюжного и других. Каково же было мое удивление, когда их фамилий я не обнаружила в этом справочнике. Почему же их там нет? И почему я и другие люди всегда их считали героями, получившими официально это звание? Я приняла эти сведения, как данность: значит, я просто не знала, как обстоят дела. Но однажды заглянула в книгу П. Мусьякова «Они стояли насмерть» [5]и на странице 47 увидела фотографию А. Калюжного, под которой черным по белому написано: «Герой Советского Союза Алексей Калюжный». Не веря своим глазам, я вновь поехала в библиотеку Музея ЧФ РФ, Татьяна Евгеньевна принесла мне другой справочник, двухтомник, в котором собраны имена всех Героев Советского Союза страны. Мы вместе листали страницы справочника, но не нашли имена героев дзота № 11. Возникает вопрос: так было ли погибшим морякам присвоено это почетное звание? Кто может разобраться в этом вопросе через прошедшие десятилетия, когда не осталось ни одного живого свидетеля?

Было так много героев, что всем не хватило золота? Обидно за молодых ребят, отдавших самое главное, что у них было – жизнь, защищая Родину. Глядя на фотографию А. Калюжного, я с каким-то удивлением читала надпись на его бескозырке – «Ворошилов». И вдруг в статье Суходольского «Вечные дзоты» [6]читаю:

«К сожалению, имена многих (героев дзота № 11. – Л. П.) долгое время оставались неизвестными. И называем мы их благодаря благородному, многолетнему поиску Садовникова и его боевых товарищей…

Совсем еще они были молоды – 19–20 лет. Когда Садовников стал разыскивать родственников погибших, когда собрал фотографии, у некоторых на бескозырках гордо красовалось название известного тогда на всю страну черноморского крейсера «Ворошилов». Откуда? Почему? Ответ пришел от оставшегося в живых краснофлотца Таирова. Оказывается, на Историческом бульваре, где они решили сфотографироваться, в очереди к фотографу перед ними стояли моряки с «Ворошилова». «На ленточках у нас было написано «Учебный отряд», а хотелось быть ближе к морю, – пишет Таиров, – и попросили мы у «ворошиловцев» бескозырки»… Разослали потом карточки по домам, по родным и близким – «Привет из Севастополя». А через месяц война».

К сожалению, никаких сведений о Таирове я не нашла, даже в альбоме «Отдельный батальон электромеханической школы Черноморского флота» его фамилии нет. Михаилу Николаевичу Садовникову прислали фотографию сына Ивана Четверткова, которую до конца жизни берегла его мать и, умирая, попросила положить фотографию в ее руки, но ее прислали командиру роты. А фотографию Макара Потапенко привез в Севастополь сын, приехавший на могилу отца. О документах Василия Мудрика сказано выше.