День после ночи - Анита Диамант Страница 13

— Да так. Тут одну девицу ко мне в барак подселили. Она такая тощая на вид, похоже, совсем сил не осталось.Свалилась как убитая, мы ее даже к ужину добудиться не смогли. Я слышала, она из Германии.

К ним подошел Давид и пожал руку парню, которого расспрашивала Шендл. Какие у него большие теплые глаза, подумала Шендл. И тут же заметила, что он уже лысеет. А ведь они ровесники.

— Я Давид Груэн. А ты?

— Хирш Гуттман. Я из Ковно.

— Вот что, Хирш Гуттман из Ковно, не вздумай подбивать клинья к этой девушке, она моя.

— Старик, она сама_ко мне подошла, — возразил Хирш.

Давид улыбнулся Шендл:

– Не имеет значения. Я ей доверяю. Увидимся позже, зая.

– Так ты про Хетти спрашиваешь? – спросил Хирш.

– Хетти?

– Девушка из Германии, ты о ней? Она молодчина. Ей повезло больше, чем остальным. Всю войну провела в Берлине, работала горничной у каких-то богатеев. Они понятия не имели, что она еврейка. Хетти хорошо говорит по-немецки, и документы у нее поддельные были, но такие – комар носу не подточит. Она даже когда на идише говорит, выходит похоже на благородный немецкий. Мы ей на корабле форменный допрос учинили, хотели проверить, что она на самом деле еврейка. Представляешь? Так она наизусть отбарабанила все субботние молитвы. А еще она знает все слова пасхальных гимнов. Всех, какие мы сами знаем.

– Так что, ты думаешь, она наша? – спросила Шендл.

Его глаза внезапно похолодели.

– Ясно, к чему ты клонишь, – сказал он. – Пока мы плыли, она слегла с высокой температурой и бредила – на немецком, разумеется. Тут какой-то тупоголовый поляк давай говорить, что она наци. Вот болван. Ты поэтому меня расспрашиваешь?

– Бог с тобой, нет, – быстро ответила Шендл. – Мне просто стало любопытно, потому что... Ну, просто у нее такой изможденный вид. Скоро ты сам поймешь, что в Атлите все живут слухами. Ты за Хетти не переживай.

– Ладно. – Он с интересом посмотрел на Шендл: – Так что там у тебя с этим Груэном? У меня есть шанс?

– Шанс на что? – спросила Шендл и, уходя, добавила: – Дебил.

Она села на свое место рядом с Леони и спросила:

– Ну ты как, получше?

– Все хорошо.

– К медсестре ходила?

– Да, – ответила Леони. Хоть в этом подруге можно было не врать.

После завтрака Леони не сразу пошла в уборную. Она немного подождала, пока там никого не будет. Боль в животе усиливалась, и она боялась, что скоро не сможет ее скрывать. За завтраком ее чуть пополам не согнуло. Леони сидела за столом, положив голову на руки, пока не услышала, как кто-то вошел в столовую. Торопливо встав, она решила раздобыть какое-нибудь лекарство.

Здание, где теперь размещалась клиника, некогда было складом, но Еврейский комитет побелил стены и настелил новые деревянные полы, и здесь сразу стало просторнее и как-то современнее. Особенно по сравнению с остальными постройками в Атлите. Шесть больничных коек, застеленных белыми накрахмаленными простынями, стояли вдоль правой стены. Слева был стол, несколько застекленных шкафчиков и смотровая, отгороженная свисавшим с потолочных балок лоскутом старого парашюта.

– Доброе утро, милая, – приветливо поздоровалась Алица Гилад, медсестра, работавшая тут по будням. – Хорошо, что ты сегодня рано, а то скоро к нам ребятишки на прививку нагрянут.

Через несколько дней после приезда в Атлит Леони попросилась в клинику волонтером. Сказала, что всю жизнь мечтала стать медсестрой. Но Алица недвусмысленно дала ей понять, что не может доверить серьезное дело столь юной хорошенькой девчушке, и определила ее на самую грязную работу: мыть полы, выносить мусор, протирать инструменты. И все же Леони вскоре доказала, что на нее можно положиться. Она не пугалась вида крови или блевотины, умело управлялась с плачущими малышами, успокаивала расстроенных мамаш. Алица поручала ей все более ответственные задания и в конце концов начала относиться к ней как к своей протеже.

Леони радовалась возможности заполнить долгие томительные дни, радовалась и крепнущему расположению Алицы. Но тут оказалось, что все лекарства, даже аспирин, хранятся строго под замком. Леони очень расстроилась. Достать дозу пенициллина здесь было невозможно.

– Сегодня доктор Герсон приезжает? – спросила Леони, надевая фартук.

Она познакомилась со всеми врачами, работавшими жв Атлите, и решила довериться одной из двух женщин-докторов, сдержанной и молчаливой швейцарке.

– Вряд ли мы ее еще увидим, – сказала Алица. – Доктор Герсон получила отличную работу в Тель-Авиве.

– Повезло ей, да? – заметила Леони, изо всех сил стараясь скрыть разочарование.

– А зачем она тебе? – поинтересовалась Алица, готовя вакцину. – Тебе что-то нужно? Может, я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Нет, – покачала головой Леони. – Я просто подумала... Ну, я собираюсь изучать педиатрию и хотела узнать ее мнение.

– Ты беременна? – спросила Алица, понизив голос.

– Нет.

– Венерическое подхватила?

Леони поежилась.

– Не переживай, – сказала Алица. – Ты не думай, ты не одна такая. В жизни не догадаешься, кого мне тут только не приходилось пичкать лекарствами! Некоторых ты отлично знаешь. И даже кое-кого из персонала. – Она положила руку ей на плечо и добавила: – Имен не назову. Ни за что.

Дверь настежь распахнулась, и в комнату торжественным маршем протопала стайка ребятишек под предводительством трех подростков-волонтеров из соседнего кибуца. Девочки пытались заставить ребятню распевать алфавит на иврите, хотя некоторые малыши едва выучились ходить.

При виде детишек Алица моментально расплылась в улыбке.

– Вы мои сладенькие, – пропела она. – Сладенькие, как конфетки. Так бы вас и съела. Вы поглядите, какие щечки! Ну прямо яблочки!

Как хорошо, что они не знают иврита и не понимают, о чем она говорит, подумала Леони. Они бы решили, что эта толстая тетка со смешным пучком на затылке и желтыми зубами проглотит их, как злая ведьма из сказки про Гензеля и Гретель.

– Не волнуйся, – прошептала ей Алица, готовя инъекцию. – Как закончим с малышами, сразу займемся твоей болячкой.

У Леони отлегло от сердца, и в то же время ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Как ни претило ей посвящать Алицу в свои дела, но, по крайней мере, она вылечится и Шендл ничего не заподозрит.

Первая малышка ударилась в слезы, испугавшись прививки, и вся группа моментально заголосила следом. Они ревели все громче и безутешней, и даже обещания дать потом конфетку не могли унять малышей. Каждый следующий ребенок сопротивлялся и верещал яростней, чем предыдущий, и, пока Алица подбиралась к бедняге со шприцем, Леони, заламывая ему руки, чувствовала себя изувером. В конце концов, последнего малыша привили и всю ораву вывели на улицу, где каждому выдали американский леденец. Слезы на их щеках мигом высохли.