Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг. - Владимир Шигин Страница 13

* * *

В это время, прибыв в Кремль, В. Д. Бонч-Бруевич по телефону связался с председателем Высшей военной инспекции Н. И. Подвойским и потребовал как можно быстрее ввести в Москву верные армейские части.

Далее В. Д. Бонч-Бруевич описывал происходящее так: «Подвойский со вниманием выслушал меня и сказал, что, сосредоточив войска за Москвой-рекой, начнет продвижение частей от храма Христа Спасителя. Все это мне показалось крайне медленным. Враг был слаб. Достаточно было взять одну батарею, отряд стрелков с пулеметами и сразу перейти в наступление. Ленин был согласен со мной: «Да, серьезную штуку затеяли наши военные, настоящую войну разыгрывают. Вы им звоните почаще, напоминайте, что надо как можно скорее закончить с этим делом».

Что касается Л. Д. Троцкого, то он по каким-то своим личным соображениям как мог задерживал прибытие армейских частей в Москву. При этом В. Д. Бонч-Бруевич так описывает реакцию В. И. Ленина: «Наконец-то продвигаются, – шутил, сердясь, Ленин, – хорошо, что враг попался смирный, взбунтовался и почил на лаврах, а то ведь беда была бы с таким войском».

Так и не дождавшись подхода армейских частей Троцкого, В. Д. Бонч-Бруевич отправил на подавление мятежа два полка латышей, которые, обладая особым статусом «преторианской гвардии», не подчинялись Троцкому. Латыши выдвинулись с серьезным запозданием, да и прибыли далеко не в полном составе, так как большая часть стрелков была пьяна.

После перехода в наступление верных советской власти частей отряды левых эсеров постепенно стали отходить к Трехсвятительскому переулку, где были сгруппированы их главные силы. Затем было решено подтянуть артиллерию и расстрелять матросов снарядами в упор. На предложение о сдаче поповцы прислали своих парламентеров во главе с адъютантом Попова, что они не сдадутся и будут сражаться до последнего. После этого артиллерия открыла огонь. Вскоре штаб Попова был уничтожен. Удачные действия артиллерии вызвали полную потерю управления в отряде и, как следствие этого, панику среди матросов.

К серьезной вооруженной схватке поповцы оказались не готовы. Попытки П. П. Прошьяна и некоторых других членов ЦК партии левых эсеров заставить матросов проявлять боевую активность ни к чему не привели. Едва выяснилось, что «второго Октября» у них не получится, братва сразу же свернула свой мятеж. По показаниям Ю. В. Саблина и С. Д. Мстиславского, явившись утром 7 июля на заседание ЦК партии левых эсеров, Д. И. Попов объявил ЦК о том, что намерен со своим отрядом покинуть Москву. После этого поповцы, не дожидаясь чьих-либо распоряжений свыше, двинулись из столицы.

Из доклада Ф. Э. Дзержинского Совнаркому: «Днем стали обстреливать (речь идет о матросах отряда Попова. – В.Ш.) чердаки всех незанятых домов, стали обстреливать всех, пытавшихся уйти от их патруля, расстреливали на месте. Так, например, из трех разведчиков, посланных из Кремля, расстреляли одного. По рассказам спасшихся от этой беспорядочной стрельбы, пострадала масса посторонних лиц. Надо сказать, что все финны и солдаты из отряда Венглинского, обслуживавшие две маленькие пушки, были всецело на нашей стороне, но были терроризированы подавляющим большинством черноморцев. Сами черноморцы, хотя среди них раздавались угрожающие голоса, что следует расправиться с нами и с советской властью без церемонии, не смогли с нами поступать вызывающе, опасаясь остальных своих товарищей. Они уже чувствовали безнадежность своего положения. И когда я им указывал, что они сами призывают немцев, что в подполье могут уйти только главари и что приход немцев означает полнейшее порабощение народа, – они отвечали заученную фразу Спиридоновой: не хотим лакействовать перед Мирбахом. Вечером прибежали к нам Саблин и растерянный Попов. Они сообщили, что на съезде принята резолюция о подавлении левых эсеров. Затем Попов сказал: фракция левых эсеров, а с нею Спиридонова арестованы. Он грозил снести пол-Кремля, полтеатра и пол-Лубянки. Настроение в отряде с каждым известием становилось все более подавленным. Когда загремели пушки и первый снаряд попал в их штаб, весь Центральный комитет продефилировал перед нашими окошками в бегстве (уже в штатском платье, раньше они были в военном). «Подлые трусы и изменники убегают», – бросили мы им вдогонку. С каждым новым выстрелом оставалось все меньше матросов на дворе, так как после разрушения здания штаба снаряды стали попадать в дом, в котором нас поместили. Мы сорганизовали из сочувствующих нам солдат-финнов и других охрану себе, и перешли с ними в мастерскую. Переходя, мы обратились к собравшимся там солдатам со словами: как не стыдно им поддерживать изменников революции. Тогда выскочил Саблин и, ругаясь, стал угрожать им, приказывая занять свои посты. Солдаты в мастерской передали нам оружие и бомбы…»

Поповцы начали отступать к Москве-Рогожской, а оттуда по Владимирскому шоссе, оказывая посильное сопротивление латышам. Впрочем, особо их никто и не преследовал. Несмотря на это, часть матросов, бывших в пьяном состоянии, все же переловили.

Из допроса матроса-поповца Э. Неймана: «Поступил в отряд Попова в начале июня с. г. В субботу вечером арестовали, когда я предъявил документы о том, что состою в отряде Попова. За 4 дня до субботы матросы стояли у ворот на карауле и никого не выпускали. У штаба все эти дни стояли пулеметы».

Матрос И. А. Овечкин, 20 лет, из города Путивля: «2 июля поступил в отряд Попова. Я матрос Черноморского флота, получал 240 рублей. Всего прибыло нас около 500 человек матросов. К нам тогда явились от Попова пригласить к себе, так как в Москве много контрреволюционеров. Я был в обозе. Я считаюсь большевиком и против советской власти не иду. Я бежал вместе с отрядом и сдался на заводе при станции Обираловка. Я согласен поступить в армию».

Матрос Черноморского флота Ф. И. Перегудов: «В отряд я поступил 2 июля с. г. По списку нас поступило в отряд Попова около 180 человек, а затем часть ушла. Из обмундировки нам выдали 2 пары белья и сукно на брюки и гимнастерку. Задержали в Богородске».

Любопытно, что репрессировать матросов (за исключением пойманных по горячим следам и расстрелянных первых 12 матросов) после подавления мятежа не решились. Уже 9 июля Л. Д. Троцкий (один из самых активных сторонников затопления Черноморского флота), выступая с докладом на V съезде Советов, говорил о матросах исключительно в превосходных тонах: «Ну, а что касается «поповцев», то они просто были «сбиты с толку» и когда арестованные ими наши товарищи Дзержинский, Лацис, Смидович вступили в общение с отрядом… мужественно выяснили им положение, то отряд перешел на их сторону». Это была, мягко говоря, неправда, но другого выхода у Троцкого просто тогда не было. В связи с предстоящим отъездом на Волжскую флотилию он просто очень нуждался в симпатиях матросов.

К быстрому поражению эсеров привела, прежде всего, их нерешительность. Да и латышские стрелки в уличных боях показали себя намного лучше, чем матросы-анархисты. После мятежа левые эсеры были исключены из состава ВЧК, а левоэсеровские делегаты V съезда Советов арестованы. Ну, а закономерным финалом V съезда Советов стало официальное одобрение идеи проведения политики «массового террора» против противников советской власти. Несколько активных участников мятежа, среди них заместитель председателя ВЧК В. А. Александрович были уже 8 июля расстреляны по постановлению ВЧК. А 11 июля и вся партия левых эсеров была объявлена большевиками вне закона.