Праведный палач - Джоэл Харрингтон Страница 13

Но одно дело громко провозглашать новые законы и государственные приоритеты, и совсем другое – их соблюдать, особенно в условиях сильно децентрализованной империи. В этот момент на историческую сцену выходит поколение юристов-реформаторов, которое и обеспечило второй ключевой элемент трансформации немецкого уголовного права и судебной практики. Эти юристы, подкованные теоретически, убедили своих практикующих коллег в том, что растущее число и сложность новых законов и процедур делают старый правовой аппарат неэффективным и что необходимо расширять его за счет найма профессиональных функционеров всех уровней.

Аугсбург и Нюрнберг стали первыми городами, в которых советники пришли к выводу, что для более эффективной борьбы с преступностью необходим штатный специалист, обученный методам судебного допроса (включая пытки) и исполнения смертных приговоров. Повышение палача до статуса постоянного городского служащего помогло узаконить его работу, ставя в один ряд с писцами и муниципальными инспекторами, а не с наемными солдатами с их «злой неуемной страстью проливать человеческую кровь» ^[51]. Предлагая городскому палачу долгосрочный контракт, местные власти покупали гарантию контроля над этим вершителем их возросших правовых амбиций. К началу XVI века имперская тенденция найма постоянных палачей уже казалась необратимой.

Однако окончательная трансформация заплечных дел мастера, выполняющего разовые заказы, в палача с постоянным жалованьем, как и развитие самого уголовного права Германии, растянулась на несколько поколений и все еще не была завершена ко времени рождения Франца Шмидта в 1554 году. В некоторых регионах власти продолжали платить палачу за каждую совершенную казнь вплоть до XVIII века ^[52]. Многие мелкие судебные округа просто не могли позволить себе расходы на постоянного палача, а некоторые в случае необходимости даже следовали средневековой традиции выбирать из среды горожан молодого мужчину, за которым закреплялась одиозная обязанность законного убийства – сценарий, который так хорошо был знаком семейству Шмидтов. Существовали еще более изолированные населенные пункты, где соблюдался совсем уж древний обычай, когда конечный акт правосудия совершал кто-нибудь из семьи жертвы. Но даже в большинстве немецких земель, где к XVI веку работали наемные палачи, судебное преследование и наказания были только частью их должностных инструкций, в которую также входил целый ряд других малопривлекательных задач – от надзора за городским борделем до вывоза мусора и сжигания тел самоубийц ^[53].

Тем не менее середина XVI века ознаменовала начало эры возможностей для профессионального палача. По счастливому совпадению два будущих работодателя Франца, князь-епископ Бамберга и имперский город Нюрнберг, были в авангарде реформы немецкого уголовного правосудия. Юристы, обученные гражданскому (римскому) праву, получили особое влияние во Франконии, что вылилось в создание двух исключительно важных сводов уголовного законодательства: Бамбергского уложения 1507 года, официально называвшегося Bambergische Halsgerichtsordnung (буквально – «Шейное судебное уложение», поскольку значительная роль отводилась в нем смертной казни, в особенности обезглавливанию), и его преемницы 1532 года, имперской Constitutio Criminalis Carolina (или «Уголовной конституции [императора] Карла V»), широко известной как «Каролина» ^[54]. Первый из двух сводов, составленный представителем франконской знати Иоганном Фрайхером фон Шварценбергом, задумывался как пособие для мировых судей, которые, как и сам Шварценберг, не учились на юристов, и потому был написан простым и безыскусным языком, сопровождаемым множеством лубочных иллюстраций. Хотя книга и не получила официального дозволения на печать, она стала столь популярной, что в течение первых десяти лет после выхода выдержала несколько переизданий.

Полномасштабная, созданная по инициативе имперских властей наследница Бамбергского уложения, «Каролина» по большей части сохранила прямоту родительского текста, но была куда амбициознее в своих политических целях. К началу XVI века правители земель и сам император оценили значение стандартных правовых процедур для управления своими владениями, но, стремясь кодифицировать законы, они столкнулись с ощутимым противодействием использованию римского права со стороны многих общественных групп. «Каролина» позволила достичь приемлемого компромисса между юристами-новаторами, которых привлекала конкретность и последовательность римского права, и консервативными светскими властями, с подозрением относившимися к «иностранным законам и обычаям» и ревниво оберегавшими собственные прерогативы ^[55]. «Мы никоим образом не умаляем старые, законные и справедливые обычаи курфюрстов, князей и сословий», – заявляли авторы «Каролины», но на деле стремились установить справедливые и последовательные стандарты и процедуры в округах империи с привлечением квалифицированных юристов, насколько это возможно. Вместо того чтобы просто перечислять преступления, новый кодекс тщательно определяет сферу и характер правонарушений, устанавливает порядок ареста и сбора доказательств и дает формулы для самих судебных разбирательств. Прозрачность и системность правовой практики стали главными целями кодекса. При этом «Каролина» не меняла привычные определения тяжелых уголовных преступлений, за примечательным исключением магии и детоубийства, которые лишь недавно попали в их число. Все средневековые формы казней, включая погребение заживо, сожжение, утопление и четвертование, по сути также оставались нетронутыми.

Важнее всего для молодого Франца Шмидта было то, что «Каролина» одобрила подробные указания Бамбергcкого уложения касательно работы каждого судебного чиновника, включая и заплечных дел мастера, которого отныне стали именовать палачом (Nachrichter, буквально – «тем, кто после судьи») или «острым судьей» (Scharfrichter, то есть «вершителем суда с мечом в руках») ^[56]. В кодексе настоятельно рекомендуется, чтобы постоянные оклады для этих «достойных людей» были дополнены системой доплат за различные виды казней, при этом наибольшее вознаграждение полагалось за потрошение и четвертование. «Каролина» также официально гарантировала профессиональному палачу иммунитет от любого народного или судебного возмездия за его работу и требовала, чтобы суды оглашали этот статус при каждом разбирательстве. Жестокие, коррумпированные или профессионально непригодные в силу любых других причин палачи должны были быть немедленно отстранены и соответствующим образом наказаны. Наконец, чтобы предотвратить своевольное или иное необоснованное применение физического насилия, новые имперские указы содержали обширные инструкции о том, какие доказательства могут считаться достаточными для производства пыток (например, показания двух беспристрастных свидетелей), какие преступления подходят для «особого допроса» (прежде всего, колдовство и разбой на дороге) и как применять подобное принуждение (список стандартных пыточных орудий по возрастанию тяжести наказания, начиная с тисков для дамских пальцев) ^[57].