На златом престоле - Олег Яковлев Страница 12

Понимая, что сил у него мало, воевода Серослав не стал преследовать отступающих. Угры построились в боевой порядок и изготовились повторить натиск.

Владимирко смотрел с вершины холма, как и вторая ещё более яростная атака угорской конницы была отбита галичанами. Но выше по течению, по левую руку от него, резко и бешено рванули через брод дружинники Изяслава. Болгары и сербы, хоть и удерживали броды, но пятились, отступали. Где-то среди сражавшихся промелькнул всадник в золочёных доспехах.

«Изяслав, ал и сын его, Мстислав, — подумал Владимирко. — Вот взять бы такого в полон, тогда бы...»

Князь, с досадой прикусив губу, оборвал ход собственных мыслей. Мечты, мечты несбыточные. Вон какая сила через брод валит!

Избигнев прискакал от Серослава, просил вспоможения, дышал тяжело, конь был весь в мыле.

Владимирко усмехнулся горько, ответил резким грубым голосом, переходя на крик:

— Где я ему возьму ратников?! Пускай держится, покуда может!

Воевода Тудор Елукович прислал гонца с вестью, что часть угров ушла вверх по Сану.

«Верно, к Изяславу в подмогу», — Владимирко окликнул Избигнева и послал его с пятью сотнями всадников к Тудору для вспоможения.

— Потом ещё дам. Пусть, сколько могут, держат Изяслава у брода, — отрезал он хмуро.

Когда Избигнев примчался к Тудору, бой шёл уже на правом берегу реки. Изяславовы дружины рассеяли болгар и сербов и, при поддержке угорского отряда, теснили галичан.

Киевляне не могли подать помощь основным силам Гезы из-за глубокого рва между бродами, и весь свой удар они обрушили на воеводу Тудора, который, хоть и отступал, но оставлял перед собой множество поверженных противников.

Сеча теперь, кажется, достигла наибольшего ожесточения. Ударяли ратники друг друга, бились свирепо, с яростью. Избигнев, сам не понимая как, но оказался вдруг в самой сердцевине схватки. Скрещивались мечи и сабли, валились под копыта сражённые, падали кони. Кого-то он съездил саблей по голове, затем уклонился от удара тяжёлого меча, с каким-то ражим киевлянином схватился у самого края рва, оба они враз полетели с коней куда-то вниз, ломая густые заросли кустарника. Уже на дне рва, возле звонко журчащего ручья, они вскочили, схватились за оружие, но вдруг остановились. Киевлянин внимательно разглядывал Избигнева, молодой галицкий отрок, недоумевая, делал то же.

— Ты кто таков будешь? — спросил киевлянин.

— Избигнев я, Ивачич. Отроком служу князю Владимирку.

— Галичанин?

— Со Свинограда.

— A-а. Знаю. Бывал. А я — Нестор, Бориславич, боярин киевский. С братом Петром мы у князя Изяслава в старшей дружине.

Киевлянин огладил всклокоченную жёсткую бороду, вдруг рассмеялся, посмотрел в юное лицо Избигнева, спросил:

— И чего мы тут делим, чего друг дружку тузим? Ну, не поделили князи какие-то городки, а нам-то какого беса головы класть?! Вот что, Избигнев. Давай-ка прекратим безлепицу сию, — он указал на свою саблю. — Вложим оружье в ножны. И каждый из нас к своему князю поедет. Вижу, навоевались вдосталь. Пора и мир творить. Твой князь — он упрямый.

Нестор снова беззлобно рассмеялся.

Избигнев пристально смотрел на его смугловатое лицо с прямым носом и добрыми карими глазами. Нестору было на вид лет около тридцати, не больше.

— Ну, ступай, отроче. Думаю, не раз мы ещё с тобою встретимся. Токмо гляди, береги себя, — напутствовал его на прощание Нестор.

— Имею надежду, не на бранном поле свидимся, — вымученно улыбнулся в ответ Избигнев.

— Вот то ж. Ну, бывай.

Они расстались, и каждый встал взбираться на свою сторону рва.

Уже наверху Избигнев нашёл гнедого конька, видно, оставшегося без всадника, вскочил в седло и, видя, что галичане, не выдержав натиска Изяслава, отступают, бросился в сторону лагеря Владимирки.

...Угры перешли-таки через Сан, оттеснив Серославову дружину, и тогда князь Владимирко, не выдержав, ринулся с основной своей ратью им наперерез. Сеча закипела бешеная, никто не хотел уступать. Храбро бился и сам Владимирко, и его дружинники, но и король Геза немало супротивников срубил своей рукой, и молодой Мстислав Изяславич, приведя своих переяславцев и чёрных клобуков королю на помощь, с горячностью, поднимая десницу с окровавленным мечом, разил одного галичанина за другим.

— Ты за нас ныне бьёшься, а мне стыдно напрасно стоять! — велел объявить он Гезе.

Приход Мстислава, его прорыв через ров, в котором ещё недавно мирились Избигнев с Нестором, и решил окончательно исход боя. В час, когда молодой отрок добрался-таки до своего князя, вокруг того осталось совсем мало воинов.

— Отходим! К городу! — крикнул разгорячённый схваткой Владимирко Избигневу.

Страшной силы ударом меча он свалил с коня наседавшего справа угра и, увлекая за собой ратников, в ярости и отчаянии врезался в тесно сомкнутые вражеские ряды.

Им удалось прорваться. Галопом понеслись скакуны по полю, взлетали с холма на холм, хрипели, понукаемые всадниками. Уже перед самыми воротами Перемышля Избигнев обернулся и, к ужасу своему, понял, что скачут они с князем вдвоём. Всех остальных или настигли и порубали угорские и переяславские конники, или попали они в полон. В продолговатый червлёный щит⁴, которым отрок прикрывался от врагов, впилось несколько калёных стрел. ^[106]

На городской площади перед хоромами Владимирко устало сполз с седла. С раздражением сорвав с головы золочёный шелом, весь покорёженный, со следами от сабельных ударов, он тотчас поспешил укрыться в тёмных переходах. Избигнев неторопливо спешился и, тут только почувствовав наваливающуюся на плечи усталость, направил стопы в гридницу¹.

Состояние было какое-то странное, перед глазами всё ещё стояла картина битвы, он как наяву видел падающих под копыта воинов в кольчугах, видел кровь, а в ушах раздавался свист смертоносных стрел. Было опустошение, и ещё был Нестор со своей улыбкой и со словами: «И чего мы тут делим?»