Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне - Жан-Кристиан Птифис Страница 12

Не будучи процветающей, экономика Палестины благодаря природным богатствам страны и упорству ее жителей была благополучной, но ее плодами пользовались лишь немногие. Мир «маленьких людей», стоявших ниже класса крупных собственников и жреческой аристократии, — мир крестьян, рыбаков, пастухов, обрезчиков виноградной лозы, гончаров, ткачей, кузнецов, носильщиков и т. д. — жил обычно бедно, поскольку налоговый гнет хлестал по ним, словно кнут, во всю свою силу.

Римляне действительно ввели в Иудее земельный налог (tribitum soli), рассчитываемый на основании урожаев, и подушную подать (tribitum capitis), которую рассчитывали на основании численности населения и доходов от движимого имущества. К этому добавлялись налог на соль или налог с продаж, патенты, portorium — право таможенного сбора или дорожной пошлины за транспортировку товаров, сельскохозяйственная повинность (angaria) и платежи в пользу армии. В этой ситуации не было ничего необычного: такова была судьба всех римских провинций. Но у Палестины была одна особенность: там существовали еще и религиозные налоги: сбор в пользу Храма (shekalim, взимаемый по месту жительства), первая десятина (в пользу левитов), поставка леса, доля из первых плодов… Это были довольно тяжелые повинности.

Некоторые историки считают, что это было время тяжелого экономического и социального кризиса. Доказательствами их правоты были бы обнищание населения, искоренение крестьянского уклада жизни, отказ от больных, прокаженных и подобных им людей. Исследователи, такие как Джон Доминик Кроссан или Марианна Сависки, говорили даже о «классовой борьбе» и «рабочих классах» — совершенно неподходящие понятия для аграрного античного общества! Герд Тайсен полностью отвергает предположение, что нищета становилась всеобщей, но делает вывод о реальности кризиса. Подход других исследователей, например Шона Фрейна, более взвешенный. Еще одна группа ученых, например, датчанин Мортен Йенсен, написавший в 2006 г. выдающуюся монографию об Ироде Антипе в Галилее, вообще не верят в кризис.

В любом случае если кризис и был, то не политический. Между двумя периодами сильнейших возмущений, временем после свержения Архелая (6 и. э.) и первым этапом Иудейской войны (66), не было никаких серьезных мятежей ни среди сельского населения, ни среди городского. Без сомнений, ситуация, в которой находились жители, не была идиллической. «Прекрасны дочери Израиля, — говорил один раввин того времени, — жаль, что бедность их уродует!» Перенаселенность подталкивала к поиску новых земель, прежде всего в долине Иордана. Но не случалось ни засух, ни ураганов, ни эпидемий, как было в I в. до н. э. Так обстояли дела во времена Иисуса. Только в 46–48 гг. н. э. разразился экономический кризис, хотя бы отчасти объяснявший социальную и политическую напряженность, которая привела к национальной катастрофе 70 г. Говоря об этом, Евангелия и Иосиф Флавий упоминают о шайках разбойников, беспокоивших сельские местности. Эти разбойники жили в пещерах, грабили путешественников, разграбляли рынки и требовали выкуп с тех, кто владел собственностью. Но сельская местность всегда была такой — небезопасной, опасность лишь становилась больше или меньше.

Самым тревожным — так как оно являлось показателем глубинной нестабильности — было психологическое состояние населения в обществе, полностью основанном на Торе ^[17]. Вот где был настоящий кризис. Завоеватели, опираясь, с одной стороны, на полуиностранную династию Ирода, а с другой — на первосвященников и саддукейскую аристократию, занялись внедрением в общество традиций греко-латинской цивилизации. Несомненно, быстрая урбанизация, передвижение работников по стране, усиление торгового обмена, распространение греческого языка, который был языком управления и деловых операций, расшатали унаследованные от предков принципы равновесия, существовавшие в аграрном обществе, разрушая деревенскую солидарность.

Как можно отрицать существование напряженности между сельской, традиционной Галилеей и Галилеей городской, эллинизированной, где устанавливалась рыночная экономика, которая неизбежно распространялась и во внутренние районы страны? Одни системы ценностей и культурные стандарты противоречили другим, и их противостояние становилось питательной средой для волнений местного масштаба.

Однако не стоит преувеличивать значимость этого. Как показал на многочисленных примерах немецкий ученый Мартин Хенгель, иудаизм в I в. н. э. был поистине эллинизированным.

«В документах той эпохи, — делает вывод историк Мартин Гудман, — нет никаких подтверждений структурного конфликта между иудаизмом и эллинизмом в эпоху Христа». Зато контакты с иностранцами смягчали нравы, в ущерб иудейской вере. Вот в чем был соблазн и позор поведения правителей из династии Ирода. «После двухвекового перерыва, — отмечает Морис Сартр, — мы снова сталкиваемся с явлением, наблюдавшимся в период восстания Маккавеев: как благочестивые евреи могли понять одного из своих, если он утверждал, что остается евреем, и в то же время постоянно ходил в гости к грекам и римлянам, ел с ними, приходил к ним во дворцы, принимал их в своем доме, строил храмы для их (ложных) богов и здания, где давались представления для иностранцев, посещал термы, где на тронах восседают Гермес, Геракл и многие другие идолы?»

В любой момент еврейский патриотизм и эсхатологические ожидания, связанные с верой Израиля, могли стать гремучей смесью. Религиозные чувства, обострившиеся оттого, что их легко оскорбляли римляне, были, можно сказать, на взводе. Об этом свидетельствуют события в 39–40 гг. н. э., когда едва не началось восстание из-за того, что император Гай Калигула, племянник и преемник Тиберия, хотел установить собственную статую в иерусалимском Храме. Короче говоря, возникло желание обновления. Жажда спасения смешалась со стремлением к лучшим временам, и именно этим великим политико-религиозным брожением умов объясняется успех движения крестившихся.