От Балаклавы к Инкерману. Часть 4 - Сергей Ченнык Страница 12

Меншиков, укрепившись на позициях восточнее Севастополя, был уже не тем растерянным неожиданным поражением военным чиновником. В нем возродился главнокомандующий. Теперь он хотел добиться стратегического перевеса, заставить союзников окончательно принять его «правила игры» и диктовать, таким образом, свои условия развития событий.

Главное — после 17–19 октября он был спокоен за судьбу города. К тому времени инженерная оборона Севастополя вполне соответствовала своему предназначению, не только надежно прикрыв подступы к крепости, но и, в соответствии с теорией фортификации, позволяя организовывать контратаки, отвечая ими на каждый частный успех неприятеля. Без малейшего сомнения, в Севастополе, особенно в начальный период его обороны, создалась удивительная ситуация, в какой-то степени даже нетипичная для российской военной практики, когда недостаток пушек не компенсировали пушечным мясом. Скорее наоборот, недостаток пехоты компенсировали умело поставленные батареи.

Руководители обороны были на своих местах и умело исполняли предписанное. Главный «возмутитель спокойствия» адмирал Корнилов геройски сложил голову в первый день испытания крепости созданной, в том числе им, обороны. Оставшиеся, как бы это цинично ни звучало, не были столь строптивы и на них можно было вполне положиться.

Но просто выстоять — было мало. Требовалось наказать посягнувшего на землю империи врага. Это было непросто. Понявшие, что одними пушками судьбу кампании решить не удастся, англичане и французы активизировали осадные работы. В день прибытия первых частей подкрепления из России ими была заложена 2-я параллель.

Теперь не только достигнутый, наконец, численный перевес и казавшаяся взятой обратно стратегическая инициатива принуждали главнокомандующего к действиям. Усиливающаяся активность союзников, кирками и лопатами прокладывающих себе сотнями метров траншей и тысячами кубометров переработанного грунта путь к бастионам и передовым батареям русских, подталкивала Меншикова на не менее активное тому противодействие. Князь не собирался пассивно сидеть в обороне:«Главнокомандующий, желая сколько-нибудь отвлечь союзников от наших верков (оборонительных сооружений), решился с прибытием всей 12-й дивизии сделать наступление от деревни Чоргун на войска, расположенные у селения Кадыкиой близ Балаклавы».

Тем более, приближались осенние шторма — и само море превращалось в надежного союзника русских, ограничивая союзникам масштабные перевозки грузов и войск. Если до этого снабжение транспортными судами «представлялось наиболее удобным», отныне все становилось сложнее.

Покойный Корнилов еще в марте 1854 г. предсказал неприятности любому неприятелю, подошедшему к Севастополю, но не вошедшему в Севастопольскую бухту: «…высадка на южную сторону дает преимущества прямого нападения на гавань, город и все портовые сооружения, но имеет в виду и свои невыгоды: 1) суда должны стоять на дурном грунте в виду Севастополя и в опасении быть застигнутыми NW-ветром, иногда являющимся с силой и волнением…».

Стеценко, полагая, что не только усиление численности войск действительно подвигло Меншикова к наступательным действиям, указал на еще одну побудительную причину активного давления на союзников — определение слабого места в их расположении: «…нужно было иметь весьма много военной опытности, верности взгляда и соображений, чтобы угадать этот пункт. Так представлялась только та часть неприятельской позиции, которая примыкала к Черной речке у Инкермана и на которой расположены были англичане, составлявшие правый фланг неприятеля, т.е. ту часть Сапун-горы, которая лежала к северо-востоку от Киленбалочного оврага. Этот крайний пункт неприятельского расположения, по отдаленности своей как от его ресурсов и основания, т.е. берега моря, так и от резервов, представлял почти единственное уязвимое место — ахиллесову пяту союзников; но и отсюда нелегко было возвести войска на крутизны, так как для этого представлялся единственный путь: через Инкерманский мост и тотчас затем подъем, укрепленный батареями. Такая атака требовала и большого числа войск, и неизбежной сложности плана».

Получалось, что хитрый князь вновь предложил противнику, уже однажды им обманутому, новую партию. Но подготовка и особенно планирование операции проходили в лучших традициях психологии Меншикова. его хронического недоверия всем, кто был младше по чину и должности, постоянного хитросплетения интриг.