Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера 1919-1920 - Хадлстон Уильямсон Страница 12

В ноябре 1917 г. Москва объявила войну Каледину и донским казакам, а против его правительства вспыхнуло восстание, особенно мощное в Ростове. Новочеркасск, однако, остался ему верным, а поскольку многие из донских полков были все еще далеко и не могли возвратиться в свои края, надо было собирать добровольческие полки. В этом деле в лидерах оказались студенты, и на Ростов пошел маленький отряд. Он был отбит, но вторая атака, которую возглавил сам Каледин, была успешной, и Ростов был взят.

Тем не менее в этот период большевистская агитация подорвала дисциплину в казачьих войсках, и в продолжении борьбы можно было положиться лишь на волонтеров.

В январе 1918 г. под контролем Алексеева возникла Добровольческая армия, и скоро она в числе своих командиров имела многих из тех генералов, что прежде были беженцами, включая и Деникина. Однако к концу января частям Добровольческой армии, которая все еще была невероятно малой, пришлось опять оставить Ростов на произвол судьбы и отойти на Кубань.

Каледин не смог перенести захвата столицы и 29 января 1918 г. застрелился. Новочеркасск пал 12 февраля, и все, что оставалось от Донской армии, то есть примерно 2000 человек, сдаче в плен предпочли бегство в степи под командой генерала Попова. Через день после их ухода один изменник – казачий офицер – вошел в город во главе большевистской кавалерии и убил нового атамана, главу круга и брата нового атамана.

Казаки скоро начали понимать, во что их впутали, и в августе 1918 г. красных снова выбросили из Новочеркасска и некоторых районов Дона. Был избран новый атаман – генерал Краснов, блестящий кавалерийский генерал, и под его началом казаки отбросили большевиков.

И тут на сцене появилась новая мощная и влиятельная сила. Украинцы, поддерживаемые германскими оккупационными войсками, находившимися там со времен Брест-Литовского договора, предъявили права собственности на некоторые части донской территории, и донским казакам пришлось подчиниться, потому что только от немцев они могли получать боеприпасы и пушки, которые были им так нужны в войне против большевиков. В августе 1918 г. занять поле боя была готова небольшая умелая казачья регулярная армия.

Но пришла зима, и вновь казаки стали прислушиваться к большевистской пропаганде. Снова красные вклинились в отдаленные казачьи районы и стали продвигаться на Новочеркасск, однако использование небольшой, но квалифицированной новой армии спасло ситуацию. Тем не менее после перемирия на Западном фронте немцы вывели свои войска с Дона и Украины, очистив побережье не только для большевиков, но и для групп, состоявших из асоциальных элементов, превратившихся в бандитов.

Эти люди, не будучи лояльными ни белым, ни красным, жили в лесах или в поездах и воевали с красными, белыми и украинцами без разбора, обычно нападая по ночам, подъезжая близко к поездам и посылая в небо, чтобы осветить себе арену действий, цветные осветительные ракеты, захваченные в налетах на склады.

Чтобы справиться с положением, часть Добровольческой армии под командой генерала Май-Маевского в качестве базы использовала Ростов. Еще одна армия под германским контролем и на немецкие деньги наступала из Киева до тех пор, пока ей не удалось очистить от красных значительную территорию вокруг Воронежа. К несчастью, ею командовали самые страшные, вульгарные представители старого режима, и они лишь заменили тиранию и плохое управление большевиков на ту же систему под другим именем. Очень скоро местные симпатии настолько к ней охладели, что эта армия развалилась, а осколки ее влились в части Донской и Добровольческой армий.

В декабре Краснов, ныне атаман Войска Донского, согласился на передачу объединенного командования всеми антибольшевистскими силами в руки Деникину, и в феврале 1919 г. генерал Африкан Петрович Богаевский, всю Кубанскую кампанию воевавший под началом Корнилова и бывший очень популярным на Дону, стал атаманом, а генерал Сидорин – главнокомандующим.

В декабре 1918 г. появились первые признаки интереса, проявляемого союзниками к войне в Южной России, когда прибыла миссия во главе с генералом Пулом, а в апреле появилась британская миссия под руководством генерала Бриггса, включавшая среди своих офицеров и меня.

После выяснения кое-каких сведений о казаках моей первой обязанностью в Новочеркасске, как мне казалось, было обратиться к атаману Богаевскому. На следующий после приезда день я вместе с Ангусом Кемпбеллом вознамерился это осуществить. Нас встретил у дверей очень энергичный часовой Атаманского гвардейского полка, на голове которого была синяя казацкая шапка, а одет он был в обычную русскую серо-зеленую рубашку и синие бриджи с лампасами трехдюймовой ширины. В руке он держал кавалерийскую саблю, кривую, как серп, и явно острую, как бритва. Со своей саблей и бородатым лицом он выглядел весьма пугающе.

Адъютант проводил нас к канцлеру двора, а тот, в свою очередь, передал нас личному секретарю, пока, в конце концов, мы не вошли в маленькую гостиную, в которой атаман принимал своих гостей.

Богаевский был круглолицым человеком с небольшими усиками и очень дружеской улыбкой. Только оправившись от приступа тифа, которым заразился во время поездки на фронт, он был очень слаб, но сердечно нас приветствовал, – к моему большому удивлению, на французском, так что я мог вести беседу без помощи переводчика.

– Мы очень рады тому, что вы здесь, – произнес он. – Наша борьба станет намного легче теперь, когда прибыли вы.

Визит был коротким и формальным, но я тут же ощутил большую симпатию к нему. Несмотря на высокий ранг, бросалась в глаза его естественность и скромность.

Следующими после атамана лицами были главнокомандующий Сидорин и его начальник артиллерии Горелов, которого я себе представлял более внушительным, чем он оказался на самом деле, но теснейшие, водонепроницаемые отсеки, которые вечно вредили работе британского персонала во Франции, не выдерживали сравнения с теми, где трудился русский штаб. Помимо Горелова, Сидорина сопровождали его начальник штаба поляк генерал Кельчевский и его генерал-квартирмейстер Хислов. Эти четверо руководили всей деятельностью Донской армии. Атамана полагалось держать в курсе всех акций, но вскоре я пришел к выводу, что могущественный Сидорин делал все, что хотел, и советовался с более беззаботным Богаевским, когда ему это было удобно – что случалось не так часто. Тогда это не казалось необычным, потому что почти в каждом городе имелось свое командование и практически самостоятельные армии, некоторыми командовали генералы, а некоторыми – полковники. Никто из них, вероятно, не подчинялся никому свыше.

Сибиряк Сидорин был авиатором и штабным офицером Российской армии, и ему еще не исполнилось сорока. Это был крупный человек с коротко стриженной головой, шрамами на лице и грубыми чертами. Он был неразговорчив, но когда заговаривал, то делал это хриплым и властным голосом. В моменты спокойствия выражение его лица было скорее жестоким и зловещим, но когда он был доволен или приятно удивлен, оно загоралось необычной, мальчишеской улыбкой, и он тихо смеялся странно приятным и вызывающим доверие смехом, отчего трудно было испытывать неприязнь к нему. При нашей первой встрече он сдержанно приветствовал меня и начал ту же самую тему, что и все другие русские командиры.