Любовь со второго взгляда - Алла Сурикова Страница 12

«Суета» суёт…

Вскоре меня вызвал Георгий Николаевич Данелия: снимай «Суету» — это твой шанс. И не суетись.

Потом позвонил Эмиль Вениаминович Брагинский: не бойтесь, я буду рядом.

А директор Объединения комедийных и музыкальных фильмов Олег Мужчинкин ободрил: тебе же суета сама суЁт! Бери!

И я приняла решение.

У нас с Брагинским была приличная разница в возрасте. И еще большая разница в положении: он признанный мэтр, а я начинающий режиссер. Тем не менее я сразу и свободно стала называть его Эмик. Хотя, конечно, на вы, но — Эмик. И еще Первоисточник. Эмик действительно был для меня первоисточником в моей новой кинематографической жизни. Человек огромной культуры, такта, заряженный на добро, он умел быть Другом. Такое простое и такое редкое качество. В работе с ним было чрезвычайно легко и надежно. Он не лелеял каждую свою фразу, не настаивал на однажды написанном, менял легко, молниеносно придумывал новое.

«Просветитель»

Съемочную группу определили за меня — назначили, и все. Вместе со мной первый раз на «Мосфильме» снимал кино в качестве оператора-постановщика Сева Симаков. Первый раз директором картины стала Людмила Габелая. Первый раз ее замом была Валя Петунина. Первый раз ассистентом по реквизиту работал Саша Зеленков. Первый раз снимались в кино актрисы Светлана Петросьянц и Анна Варпаховская.

Все остальные члены съемочной группы первый раз встретились с таким количеством начинающих. Надо было нас «укреплять».

Вторым режиссером дали Олега Г. Поначалу он производил вполне приемлемое впечатление: называл всех «миленький», цитировал по любому поводу Бердяева и пытался «наложить» философа на хрупкие плечи комедии. Честно говоря, я в это время о Бердяеве знала немного. Поэтому безусловно благодарна «просветителю» за знания… Но когда я вдруг в какой-то момент почувствовала, что он пытается меня изолировать от съемочной группы, стравить меня с нею, заставить подчиниться его воле, я вырулила на оператора-постановщика Севу Симакова и жестко заявила: либо Сева работает со мной рука об руку, либо не работает вообще. Конечно, я блефовала. Проще всего на этой картине было убрать меня. Но мне не оставили выбора, и я рискнула. Сева ковырнул сандалией паркет: «Понял!» — и переселился в мою комнату. За ним перекочевал и художник. Г. стал заниматься своим непосредственным делом — быть вторым режиссером (а делал он это, надо отдать ему должное, неплохо, за исключением того, что писал весьма безграмотно). Ситуация переломилась. «Миленький» стал «шелковеньким».

Сейчас мне уже не надо доказывать, что я имею право и могу, но… Кино — штука общественная, даже как бы коллегиальная. Чтоб твоим соратникам интересно работалось, они должны чувствовать свою творческую востребованность, но чтоб хорошо работалось и тебе, ты должен в этой востребованности брать себе ровно столько, сколько сможешь пустить в дело. Ответственность на тебе. И только ты знаешь, ЧЕГО тебе надо. Однако же команда — дорогого стоит. И мне очень тепло слышать: мы хотим с вами работать.

Пробы

Когда я выросла во взрослого режиссера, уже не устраивала гонки актерских проб. Просто договаривалась с хорошими и любимыми. А тогда меня не знали. И скорее это были пробы режиссера: посмотрим, посмотрим, на что ты годишься…

В то время пробы делались развернутыми. Надо было представить три-четыре пары главных героев, снять их обязательно на кинопленку, а не на видео. Как бы показать товар кинолицом.

Я очень волновалась перед запуском картины и сама попросила Георгия Николаевича, чтобы мне дали художественного руководителя. Им стал один БХ (Большой Художник). Я восхищалась им как режиссером, не подозревая, насколько он противопоказан мне в работе над этим сценарием. Легкий сценарий Брагинского БХ пытался натянуть на социальный столб. Полутона человеческих взаимоотношений, основанные, скорее, на ироническом несоответствии, нежели на суровой правде, — препарировать в пространстве и времени. Я училась поначалу самозабвенно и искренне. Послушно кивала головой, искала социальные корни героев, соглашалась, что коньяк — это жидкий хлеб. Но… пришел момент показа актерских проб. БХ снял пробу с Юрием Соломиным и Наташей Гундаревой. Я сняла пробу с Гурченко и Басилашвили. Мы показали обе пробы худсовету Объединения, то есть Георгию Николаевичу Данелия. БХ выступил резко против моих проб. Бил наотмашь. Данелия спокойно возразил ему:

— Твои пробы не лучше.

Это была историческая фраза. Возможно, он так и не думал, но встал на мою защиту. БХ хлопнул дверью.

И в это же время на столе у Сизова оказалось заявление БХ. Он писал, что отказывается быть художественным руководителем картины, поскольку, по его мнению, режиссер Сурикова снять фильм не в состоянии.

Выстрел в спину показался бы мне менее болезненным. Я до сих пор так и не поняла, что заставило его написать ту бумагу.

Спустя много лет у меня был вторым режиссером человек, работавший некогда с БХ. Я стала расспрашивать его о совместной работе. Он рассказал, как однажды обратился к БХ с каким-то вопросом. Тот поморщился:

— Ко мне с этим вопросом не подходите. Я для вас — небожитель.

Пара моих

Я продолжала искать ту пару актеров, которая была бы моей.

В это время ко мне пришла Галина Александровна Польских. Пришла, чтобы отказаться от роли разлучницы Лизы. Галя сказала:

— Мне эта роль не очень… Что-то подобное я уже играла… Извините.

Она так мило отказывалась, что расставаться с ней не захотелось. Я увидела своего человека. И поняла, что Галина Александровна должна играть Марину Петровну, главную героиню. Что сквозь квадратную советскость героини должна светиться женщина — иначе КИНА не будет. А в Гале женственности — до самой макушки!

Оставалось найти ей пару.

Кто мог быть тем актером, для которого первые произнесенные в кадре слова — «Марина, я пропал. Я можно сказать — погиб. Мне понравилась посторонняя женщина» — были бы естественными и ненатужными? Я стала вычислять. Вычисления дали результат; Фрунзик Мкртчян — большой ребенок, который заблудился между двумя женщинами…

Когда я свела Польских и Мкртчяна вместе, то поняла, что жизнь продолжается, что появился шанс не только выжить, но и победить — это ОНИ.

Однако роль Бориса Ивановича была написана для абсолютно русского актера. Брагинский не только не представлял себе Фрунзика в этой роли, он даже, как ни силился, не мог произнести на одном дыхании его фамилию — все-таки пять согласных подряд!.. И еще его сильно смущал яркий армянский акцент Мкртчяна.

Но когда Эмиль увидел пробы с Фрунзиком, смешным, трогательным и таким достоверным, он забыл про все свои сомнения и специально для него написал диалог.

Марина Петровна (Польских) упрекает мужа:

— Сколько лет живешь в Москве, а не научился правильно говорить по-русски.

На это Борис Иванович (Мкртчян) вздыхает: