Маршалы Сталина - Юрий Рубцов Страница 12

А еще ответил личным порывом, выглядевшим, правда, как проявление крайнего отчаяния. 10 сентября в районе Красного Села Климент Ефремович лично, под сильным огнем противника повел подразделение морских пехотинцев в атаку. Вид седого маршала, выкрикивавшего: «За мной, ребята! Вперед!», размахивавшего пистолетом, был способен вызвать уважение к храбрости этого человека. Но и вопрос: а что еще он может, причем такое, что требуется не от лейтенанта, командира взвода, а именно от маршала, командующего фронтом?

Обстановка под Ленинградом меж тем с каждым часом обострялась. 8 сентября гитлеровцам удалось прорваться к Ладожскому озеру и захватить Шлиссельбург. Связь с Большой землей по суше прервалась, город был блокирован. Положение стало крайне опасным.

9 сентября Сталин вызвал генерала армии Жукова. Еще до прибытия Георгия Константиновича на проходившем в кабинете вождя совещании было высказано глубокое сомнение, что положение под Ленинградом удастся выправить, и уж, во всяком случае, не Ворошилову. Выслушав доклад генерала и, очевидно, поверив, что еще не все потеряно, Верховный приказал Жукову лететь в Ленинград и принять под свое командование фронт.

10 сентября Жуков прибыл в штаб фронта в Смольный. Здесь шло заседание военного совета фронта. «Рассматривался вопрос о мерах, которые следовало провести в случае невозможности удержать город, — вспоминал маршал. — …Эти меры предусматривали уничтожение важнейших военных и индустриальных объектов и т. д. Сейчас, более тридцати лет спустя, эти планы кажутся невероятными. А тогда? Тогда положение было критическим».

Жукову не понравились ноты обреченности в словах членов военного совета. Не все возможности обороны были исчерпаны, а руководители фронта и города уже настраивались все взрывать, разрушать, в конце концов погибать. Очень уж это по настроению напоминало атаку во главе с первым советским маршалом под Красным Селом.

Георгий Константинович вручил Ворошилову записку, исполненную рукой Сталина: «Передайте командование фронтом Жукову, а сами немедленно вылетайте в Москву». Маршал воспринял новость с нелегким сердцем. «Отзывает меня Верховный… — сообщил он членам военного совета. Помолчав, добавил: — Так мне, старому, и надо…».

Некогда с помощью НКВД Ворошилов продлил свое пребывание на военном Олимпе, устранив более молодых и более талантливых. Но и репрессии были не в состоянии отменить приговора времени: теперь оно окончательно уценило Климента Ефремовича как военачальника. Его крайне неудачные действия в феврале-марте 1942 г. в качестве представителя Ставки на Волховском фронте окончательно убедили в этом всех и каждого. В последующем, если его изредка использовали в качестве представителя Ставки, то только вместе с другими, более даровитыми военачальниками: Жуковым (в декабре 1942 — январе 1943 г. при прорыве блокады Ленинграда), Штеменко (в декабре 1943 — январе 1944 г. при разработке плана операции по освобождению Крыма), Василевским (в апреле 1944 г. при координации действий сухопутных войск и сил флота при освобождении Крыма).

В последнем составе Ставки ВГК, утвержденном ГКО 17 февраля 1945 г., места Ворошилову не нашлось. Что, правда, не помешало ему, как уже говорилось выше, получить за победу немалые и не заслуженные почести.

После мая 1945 г. к военным делам маршал по существу отношения не имел. Партия бросила его на новый участок — курировать сферу культуры. Благообразный, моложавый, с седыми усами и серебряными висками, он умел произвести благоприятное впечатление. «Милый Ворошилов, — вспоминал писатель Корней Чуковский после их встречи в Кремле, — я представлял его себе совсем не таким. Оказалось, что он светский человек, очень находчивый, остроумный и по-своему блестящий».

В ведении Бюро культуры при Совете Министров СССР, которое возглавил бывший нарком обороны, находились театры, кинематограф, книгоиздательства. Учитывая, что литературой в стране занимался лично Сталин, а в целом культурой ведал агитпроп во главе с секретарем ЦК Ждановым, на долю Ворошилова оставалось совсем немного. И чем-то очень значительным в этой области он не отметился.

Со временем стали ухудшаться его ранее почти безоблачные отношения с вождем. Впрочем, к концу жизни Сталин перестал благоволить не только к Ворошилову, но и к другим давним соратникам — Молотову и Микояну. Но от этого Клименту Ефремовичу было не легче.

Открытое пренебрежение, которое демонстрировал стареющий диктатор, приобретало подчас зловещие формы. Заместитель главкома Военно-Морского Флота адмирал И. С. Исаков привел в своих воспоминаниях характерный эпизод. На одном из заседаний политбюро, обсуждавшем пути развития Военно-Морского Флота, Ворошилову случилось высказаться невпопад. Сталин отреагировал так, что у адресата его слов предательски побежал по спине озноб: «Не понимаю, для чего хочется товарищу Ворошилову ослабить Советский Военно-Морской Флот». Эта реплика, к тому же повторенная дважды, естественно не ускользнула от внимания присутствующих. Когда после заседания все по приглашению Сталина пошли смотреть кинофильм, рядом со старым маршалом образовался вакуум.

Фильм закончился. Вождь, увидев одиноко сидящего Ворошилова, неожиданно встал и, подойдя, положил ему руку на плечо. «Лаврентий, — обратился он к Берии. — Надо нам лучше заботиться о Ворошилове. У нас мало таких старых большевиков, как Клим Ворошилов. Ему нужно создать хорошие условия». Все молчали. Да и что тут скажешь, если «позаботиться» о давнем соратнике предлагается карательных дел мастеру. А в последние годы жизни Сталина его подозрительность дошла до такой степени, что он не раз объявлял Ворошилова английским шпионом.

После кончины вождя Климент Ефремович получил почетный, но малозначительный пост председателя президиума Верховного Совета СССР. Благодаря тому, что он поддержал заговор Хрущева, Маленкова и других членов президиума ЦК против Берии, ему на некоторое время удалось удержаться в русле активной политики. Но дальше его пути с Хрущевым, оказавшимся наверху властной пирамиды, должны были неизбежно разойтись. Инициированная первым секретарем ЦК КПСС реабилитация «врагов народа», к расправе над которыми старый маршал имел прямое и непосредственное отношение, не могло ему понравиться.

Но Ворошилов не стал и надежным союзником «антипартийной группы» Маленкова, Молотова и Кагановича. Как только он увидел, что события на июльском пленуме ЦК 1957 г. поворачиваются против его давних соратников по политбюро, тут же взял слово и осудил Маленкова и компанию.

До поры до времени Хрущев по тактическим соображениям об этих колебаниях Ворошилова не напоминал. Но на XXII съезде КПСС в октябре 1961 г. пора «беспамятства» прошла. В отчетном докладе, говоря о фракционной антипартийной группе, Никита Сергеевич в числе ее активных участников назвал и Ворошилова. При этом подчеркнул, что такая позиция не была случайной, а диктовалась стремлением уйти от ответственности за массовые репрессии. Климент Ефремович пытался замять вопрос, сославшись на то, что «черт попутал».

«Мы думаем, что черт тут ни при чем, — заявил по этому поводу председатель Совета Министров РСФСР Д. С. Полянский. — Вы хотели замести следы своего участия в репрессиях против ни в чем не повинных людей, особенно против кадров военных руководителей, известных всей стране». В аналогичном духе выступили и многие другие делегаты съезда.