Елена Рерих. Путь к Посвящению - Наталья Ковалева Страница 12

Зинаида Фосдик со слов самой Елены Ивановны приводила в своем дневнике характерный случай: «С семнадцати лет она (Елена Ивановна. – Ред. ) начала увлекаться музыкой, а мать ее все настаивала, чтобы она ходила на балы… <…> Бывало, мать, которая чудно ее одевала, приготовит для нее туалет, а Е.И. в душе знает, что на бал она не поедет, и вот за пару часов до бала она говорит: “Мама, а я на бал не поеду”. Мать начинала сердиться и «выговаривать» дочери, а однажды даже набросилась на нее в гневе с кулаками, и бедной Е.И. пришлось спасаться под роялем» [60] .

Единственной отдушиной для нее в тот период стало общение с кузеном Степой Митусовым, спутником ее детства. Он знакомил ее с новыми веяниями в искусстве, в основном – в музыке, которой она занималась, и приносил неплохие книги модных в то время поэтов и философов. Но и это не удовлетворяло ее духовных потребностей, не отвечало на вопросы о смысле жизни, которые она уже давно задавала себе.

Окружавшая Елену духовная пустота привела к настоящему психологическому кризису. У девушки началась депрессия, которая чуть было не перешла в нервное расстройство. Она перестала «выезжать» на балы и светские приемы, никого не хотела видеть. Целыми днями она лежала на кровати, отвернувшись к стене.

Позднее Елена Ивановна вспоминала, что в тот период временами она испытывала такую смертную тоску, что начинала стонать, от усиленных вздохов и выдохов тело ее покрывалось мурашками, словно острыми иглами, и начинало коченеть. Дыхание с трудом выходило из судорожно сжатого рта. Домашние с трудом вливали ей в рот горячий чай с коньяком, чтобы согреть закоченевшие руки и ноги и смягчить спазмы. По совету врачей ее увезли в Ниццу для лечения душем Шарко. Перемена климата и, главным образом, обстановки, новые впечатления и предоставленная ей некоторая свобода вернули ее к нормальной жизни [61] .

Приблизительно в то же время, после семнадцати лет, началась серия снов с точными указаниями незначительных, как казалось тогда, происшествий. Елена брала уроки музыки у профессора С. Малоземовой, к которой ездила на дом в сопровождении горничной. Как-то однажды накануне того дня, когда ей надо было ехать на очередной урок, она увидела во сне, что приезжает, как всегда, домой к преподавательнице, их встречает сама Малоземова и говорит: «Сегодня урок будет не в зале, но в моей комнате». Елена рассказала этот сон пришедшей к ней утром горничной. Каково же было удивление обеих девушек, когда Малоземова действительно встретила их теми самыми словами, которые приснились Елене! Выяснилось, что в тот день полотеры натирали пол в зале, где обычно у Елены проходили уроки музыки, поэтому урок состоялся в другой комнате.

После поступления в музыкальную школу Боровки музыка, очевидно, стала для Елены вторым по значимости (после чтения) увлечением. Лишенная возможности продолжать образование в какой-либо еще области, кроме музыки, девушка всецело сосредоточилась на этом занятии и при ее природной одаренности быстро достигла больших успехов. Конечно, музыкальный талант Елены имел давние, глубокие корни, ей самой в те годы непонятные. Один случай, связанный с феноменально быстрым разучиванием сложного музыкального произведения, особенно запомнился девушке – она поневоле обратила внимание на необычность произошедшего с ней. Этот случай Елена Ивановна позднее описала в своем письме одному из друзей: «В дни моей ранней юности я занималась музыкой, на что у меня были особые способности. Однажды мне предстоял публичный экзамен, и я должна была исполнить несколько музыкальных произведений, в том числе прелюдию и фугу Баха. Но семейные обстоятельства так сложились, что я не смогла разучить самое трудное, именно фугу Баха. Оставался всего один день до экзамена. В отчаянии я села за рояль, зная отлично, что в один день разучить и выучить наизусть Баха немыслимо, но все же решила сделать все, что в моих силах. Проиграв несколько раз по нотам, я решила испробовать, насколько я могла запомнить, и тут свершилось чудо – вся фуга встала четко передо мною, и мои пальцы как бы сами заходили по клавишам, и от начала до конца, без единой ошибки и с необычайным воодушевлением я проиграла и прелюдию, и фугу. Но помимо необычайности такого мгновенного заучивания, когда я исполняла эту фугу на экзамене перед целым конклавом профессоров, я снова исполнилась особого вдохновения и удостоилась восторженного приветствия со стороны профессоров. Этот случай тоже был проявлением огненного луча. Луч коснулся “чаши”, и вспомнилось давно знакомое» [62] .

Лишь много лет спустя, когда Елена Ивановна станет общаться со своим духовным Учителем, она узнает о своих прежних воплощениях и поймет, откуда происходили ее необычные способности, в том числе и в музыке. В одной из прошлых жизней музыка была ее основным, профессиональным занятием.

Ученица Е.И. Рерих З. Фосдик была права, отметив сходство черт характера и интересов Елены Рерих и Елены Блаватской в их детские годы. В своем увлечении музыкой Елена Ивановна повторяла свою тезку и единомышленницу, Елену Блаватскую, также одаренную пианистку, в юные годы дававшую сольные концерты фортепианной игры во время поездок с отцом по городам Европы.

Музыкальные способности Елены и техника ее фортепианной игры в молодые годы были столь заметны, что ведущие преподаватели Петербурга прочили ей будущее блестящей пианистки. Видя необычную одаренность девушки, с ней занимался сам директор музыкальной школы, профессор Боровка. Надежды педагогов не осуществились – Елене Ивановне был сужден другой, особый жизненный путь, предуготовленный для нее Руководителем Белого Братства. Но особую любовь к музыке, как и вообще к искусству, Елена Ивановна пронесла через всю свою жизнь. Как вспоминает Зинаида Фосдик, сама бывшая блестящей пианисткой и преподавательницей фортепианной игры, «Е.И. говорила вечером, что любила разучивать Бетховена, но больше любила других, более эмоциональных композиторов. Она любит арию Вотана и Брунгильды в последнем акте “Валькирии”. Любит “Марш Грааля” и “Парсифаль”, “Пеллеаса и Мелизанду” Дебюсси, “Хованщину” Мусоргского и “Бориса Годунова” [в исполнении] Шаляпина» [63] .

Музыку любила и вся семья Рерихов. Много лет спустя, в далеких Гималаях, собираясь за вечерним чаем, Рерихи слушали пластинки с любимыми музыкальными произведениями. Это было лучшим отдыхом для всех членов семьи после напряженного трудового дня.

Тяжелая утрата

В 1898 году, когда Елене было 19 лет, семью постигло большое горе – смерть отца, которого девушка очень любила и ранний уход которого предчувствовала еще в детские годы.

Последний сон-предупреждение о смерти отца она видела месяца за четыре до его ухода из жизни. Она проснулась тогда среди ночи с чувством страшной, безысходной тоски. Месяца через два после этого сна у отца случился приступ стенокардии. Врачи уверяли домашних, что опасность миновала, что угрозы жизни и здоровью Ивана Ивановича нет. Но Елена твердо знала, что отец доживает последние дни.

Смерть наступила через две недели после того приступа. За два дня до несчастья девушка, не находившая себе места из-за тяжелого предчувствия, зашла на кухню к старой прислуге, жившей у них около двадцати лет, и тихо сказала: «Лиза, папа умрет» [64] . Работница, как принято в таких случаях, стала успокаивать ее: «Полно вам, барышня, не убивайтесь так! Мало ли что бывает… Бог даст, все обойдется!..» Но Елена твердо знала, что изменить уже ничего нельзя и сердце не обманешь – оно знает правду.