Батый - Алексей Карпов Страница 12

Та же участь будет ждать и другие города, оказавшиеся на пути монгольского войска. Завоеватели щадили лишь тех, кто сразу и безоговорочно признавал их власть, да и то не всегда. Любые же попытки сопротивления, как мы знаем, подавлялись безжалостно. Когда осенью 1237 года уже известный нам монах Юлиан вторично направится для проповеди к язычникам-венграм, он, достигнув пограничья Русской и Болгарской земель, с ужасом узнает, что ему некуда дальше идти и некому проповедовать: «О, горестное зрелище, внушающее ужас всякому! Венгры-язычники, и булгары, и множество царств совершенно разгромлены татарами».

Впрочем, полное истребление жителей не входило в планы завоевателей. В этом случае некому было бы работать на них, выплачивать дань, обеспечивать их всем необходимым. Бату и другие царевичи с готовностью приняли тех болгарских князей, которые изъявили им покорность. Таковых оказалось двое — некие Баян и Джику: «они были щедро одарены» и «вернулись обратно», то есть возвратили себе власть, ограниченную, правда, признанием власти монгольских ханов. Точно так же будут вести себя монгольские завоеватели и на Руси, и в других захваченных ими странах. Беспощадное разорение страны, чудовищная жестокость, насилие — и в то же время признание за князьями, выразившими свою покорность новым властителям, всех ранее принадлежавших им земель, вполне милостивое обращение с ними, включение их в существующие в Монгольской империи структуры власти.

Покорение Болгарии оказалось, однако, далеко не окончательным. Когда монголы покинут пределы страны и обрушатся на русские земли, болгарские князья — очевидно, те же Баян и Джику — восстанут против завоевателей. Понадобятся новый поход в их земли самого Субедея, новые кровавые расправы. В конечном же счёте Великая Болгария на Волге прекратит своё существование как самостоятельное государство, а её земли войдут в собственный улус Бату и его потомков.

Разгромив Болгарию, монгольское войско разделилось. Сам Бату, его братья, а также царевичи Кадан и Кулкан двинулись в земли соседних с Болгарией поволжских народов — мокши и эрзи (мордвы), а также буртасов (этническая принадлежность которых точно не определена) — и, как сообщает Рашид ад-Дин, «в короткое время завладели ими». Воинственные мордовские племена в то время враждовали друг с другом; один из мордовских князей, Пуреш, правитель мокшан, был союзником владимиро-суздальского князя Юрия Всеволодовича; его противник Пургас (правитель эрзян) делал ставку на волжских болгар и жестоко враждовал с Русью. Разные пути выбрали они и в отношении вторгшихся в их страну монголов. «Там было два князя, — сообщал о «царстве морданов» (мордвы) венгр Юлиан. — Один князь со всем народом и семьёй покорился владыке татар (по-видимому, Пуреш. — А. К.), но другой с немногими людьми направился в весьма укреплённые места, чтобы защищаться, если хватит сил». Этим вторым князем, по всей вероятности, был Пургас; войну с ним монголы возобновят позднее, уже после разорения Северо-Восточной Руси. Что же касается Пуреша, то возглавляемые им мокшане примут самое активное участие в последующих войнах Бату в Венгрии и Польше. Юлиан свидетельствует о том, что «в течение одного года или немного большего срока», то есть за 1236–1237 годы, монголы «завладели пятью величайшими языческими царствами», в число которых он включал Волжскую Болгарию, земли уральских венгров-язычников, «царство морданов», а также какие-то другие государственные образования — Сасцию, или Фасхию (в которой видят либо Саксин в низовьях Волги, завоёванный монголами ещё в 1229 году, либо земли башкир), Меровию (вероятно, марийцев — черемисов русских летописей) и совершенно неопределяемые Ведин и Пойдовию. Они «взяли также 60 весьма укреплённых замков, столь людных, что из одного могло выйти 50 тысяч вооружённых воинов», — добавляет венгерский монах.

Другая часть монгольского войска во главе с царевичами Гуюком и Менгу и эмиром Субедеем обрушилась на половецкие кочевья, оттесняя половцев к Каспийскому побережью.

Трудно сказать, по какой причине, но монголы с крайней враждебностью относились к кипчакам — половцам, считая их своими злейшими врагами. «Вначале они подчинялись» монголам, писал о кипчаках упоминавшийся выше китаец Пэн Да-я, но «потом взбунтовались, бежали в теснины и за реки, чтобы там сопротивляться». Монголы упорно именовали их своими «рабами» и «конюхами» и преследовали где только могли. Именно помощь, оказанная половцам русскими князьями в 1223 году, стала причиной первого вторжения войск Джебе и Субедея на Русь; впоследствии достаточным поводом для вторжения в Венгрию монголы посчитали тот факт, что венгерский король принял у себя орду половецкого хана Котяна. Собственно, весь Западный поход именовали в Монголии «Кипчакским» — и по названию «Кипчакской степи», в которой царевичам предстояло прежде всего действовать, и по имени главных врагов.

После жестокого разгрома 1223 года бóльшая часть половцев вернулась к своим кочевьям. Однако оказать организованного сопротивления монголам они не смогли и на этот раз. Половецкая земля была раздроблена, различные орды враждовали друг с другом. Одни делали ставку на союз с русскими князьями или правителями Венгрии, другие действовали сами по себе, третьи сразу же переходили на сторону более могущественного врага. Монголы сумели воспользоваться противоречиями внутри половецкого общества. Сохранились сведения о том, что один из половецких родов — Токсобичи (хорошо известные русским летописям) — вступил в жестокую войну с сильнейшим из половецких ханов того времени Котяном (тем самым, который договаривался о союзе с русскими князьями в 1223 году). Потерпев поражение, Токсобичи обратились за помощью к монголам, обещая, что если те двинутся в Степь, то не встретят на своём пути «ни одного противника». Монголы не замедлили воспользоваться приглашением. Их предводитель, рассказывает арабский историк ан-Нувейри, «двинулся на них (половцев. — А. К.) со своими войсками, напал на них и бóльшую часть их избил и захватил в плен»³⁰.

Кипчакские степи идеально подходили для действий монгольской конницы. «Царевичи, составив совет, пошли каждый со своим войском облавой, устраивая сражения и занимая попадавшиеся им по пути области», — сообщает Рашид ад-Дин. Кому-то из половецких вождей удалось бежать (так Котян во главе 40-тысячной орды откочевал в Венгрию); оставшиеся же были истреблены монголами или уведены в рабство. Исследователи отмечают, что с середины XIII века мы не встречаем в источниках ни одного имени половецких ханов; тогда же в европейских степях исчезают и многочисленные каменные изваяния — знаменитые «половецкие бабы»: их попросту некому стало ставить, ибо не осталось ни заказчиков, ни тех, в чью память воздвигались святилища³¹. Степи нужны были самим монголам, а конкурентов они не терпели. Что же касается основной массы кипчаков, то они, оставшиеся без своих предводителей, влились в состав монгольского войска.

Лишь немногие нашли в себе мужество продолжить борьбу. Сопротивление монголам возглавил некий половецкий князь Бачман из племени олбурлик (также известного русским источникам). Китайские хроники называют его главным противником монголов и даже объясняют назначение в Кипчакский поход Субедея необходимостью противостоять столь опасному противнику. «Мы услышали, что Бачман имеет ловкость и отвагу. Субедей тоже имеет ловкость и отвагу, поэтому сможет победить его» — такие слова будто бы произнёс Угедей-хан, отдавая приказ Субедею «быть в авангарде» монгольского войска³². Субедей разбил Бачмана в сражении и захватил его жён и детей. Пленение же главаря кипчаков стало заслугой Менгу, который со своими туменами действовал с левого крыла монгольских войск и «шёл облавой» вдоль берега Каспийского моря. Здесь он и столкнулся с наиболее сильным сопротивлением. Подробный рассказ об этом сохранился в «Истории завоевателя мира» Джувейни и «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина. Оба автора рассказывают обо всём, естественно, с позиций победителей-монголов, всячески очерняя их главного врага.