Кутузов - Лидия Ивченко Страница 12

Курс наук в Артиллерийской и инженерной школе определялся способностями кадет: менее способные заканчивали учение раньше, находя себе соответствующее применение в жизни, а более способные продолжали службу в кадетском корпусе. К последним и принадлежал М. И. Кутузов. В списке преподавателей школы за 1760 год значился «кондуктор 1-го класса Михаила Голенищев-Кутузов, 14 лет»³². При зачислении в корпус он благополучно миновал чины кондукторов 3-го и 2-го классов и теперь уверенно шел к офицерскому чину, сочетая преподавательскую деятельность с получением необходимых для производства знаний. Занимался он, согласно правилу, введенному Шуваловым, по индивидуальному плану, то есть посещал только те занятия и тех учителей, которые были ему необходимы. Учился он отлично; в формулярном списке за сентябрьскую треть 1760 года отмечено, что «науку артиллерийскую, инженерную нарочито, языки немецкий, французский весьма изрядно знает и обучается с крайним прилежанием»³³. К началу 1761 года юному Кутузову удалось досрочно овладеть полной программой обучения в корпусе: 28 февраля 1761 года после строгого экзамена он получил первый офицерский чин. Аттестат, подписанный директором корпуса, артиллерии обер-кригскомиссаром М. И. Мордвиновым, свидетельствовал, что с 20 октября 1759-го по 28 февраля 1761 года он проходил службу в школе: «науку инженерную и артиллерийскую знает; по-французски и по-немецки говорит и переводит весьма изрядно, по латыни автора разумеет, и в истории и географии хорошее начало имеет; состояния доброго и к перемене достоин»³⁴. Выпуск в офицеры на действительную службу ранее положенного срока допускался только в том случае, «разве которые отменное пред другими знание получат», и не иначе как по рассмотрении самого генерал-фельдцейхмейстера. Экзамены в корпусе должны были происходить публично. Кадет, особенно отличившихся на экзаменах, поощряли следующим образом: «Если из таковых к выпуску подлежащих по особливой их пред другими остроте и прилежности предусмотрится дальнейшая надежда к знатному просвещению в науках, то имеют таковые еще на несколько времени в классе оставлены быть и, конечно, не менее году или двух, смотря по обстоятельствам, и потом уже выпущены быть с награждением за науку еще одного ранга; буде же из оных кто способнейшим усмотрится по прилежности и наукам в кадетский корпус в офицеры, то и туда их производить»³⁵. В одной из последних биографий сообщается, что М. И. Кутузов, «исключенный из списков Артиллерийской и Инженерной дворянской школы 28 февраля 1761 года, убыл к новому месту службы»³⁶. Однако на соседней же странице говорится, что «по уже упоминавшемуся приказу графа П. И. Шувалова от 28 февраля 1761 года инженер-прапорщик Михайла Голенищев-Кутузов направлен в Инженерный корпус на освободившуюся вакансию вместо Михайлы Можарова, убывшего в Сибирь с секретной экспедицией»³⁷, из чего явствует, что он никуда «не убыл», но как «способнейший по прилежности и наукам» был оставлен служить в корпусе. По-видимому, его не очень-то устраивал такой поворот судьбы: вся его дальнейшая карьера указывала на то, что, получив образование и офицерский чин, он вовсе не хотел заниматься педагогической деятельностью. Он стремился в армию, чтобы стать настоящим солдатом, но, по-видимому, его отец придерживался на этот счет другого мнения. У Иллариона Матвеевича была своя правда: для юноши шестнадцати лет получить назначение в армию в мирное время — одно дело, другое дело — оказаться там в военную пору.

Биографы Кутузова никогда не обращали внимания на то, что период его пребывания в школе пришелся как раз на те годы, когда в Европе не сходило с языка имя мятежного «бранденбургского курфюрста». Европа переживала одно из самых затяжных и по тем временам жестоких военных потрясений — Семилетнюю войну, зачинщиком которой выступил король Пруссии Фридрих II. Он уже выиграл две войны, отхватив часть «австрийского наследства» — Силезию. На исходе царствования императрицы Елизаветы Петровны Россия оказалась втянутой в масштабный военный конфликт не на своих окраинах, а в самом центре Европы, сражаясь не за насущный выход к морям, а против чрезмерного усиления соседней державы, чтобы, «ослабя короля прусского, сделать его для России не страшным и не заботным»³⁸. Вдохновитель этой инициативы, канцлер А. П. Бестужев-Рюмин, надеясь на «пропорциональные» английские субсидии, «полагал, что все обойдется „весьма легким образом, а именно чужим именем и с подмогою чужих денег“». Возможное столкновение с 200-тысячной прусской армией в глубине Германии казалось ему легким походом, в котором «генералам желанный доставится случай к оказанию своего искусства и своего характера; офицерство радоваться ж будет случаю показать свои заслуги. Солдатство употребится в благородном званию его пристойных упражнениях, в которых они все никогда экзерцированы быть не могут»³⁹. Главнокомандующий русскими войсками фельдмаршал С. Ф. Апраксин отбыл из Петербурга к армии с инструкцией, где говорилось, что армия должна была «такой вид казать», что «королю прусскому сугубая диверсия сделана будет тем, что невозможно узнать, на которое прямо место сия туча собирается»⁴⁰. Но в отличие от России Фридрих ждал войны и готовился к ней. К тому же, несмотря на упорное противостояние русских и прусских войск в битвах при Гросс-Егерсдорфе, Цорндорфе, Кунерсдорфе, он имел в России немало поклонников, в числе которых был наследник Елизаветы Петровны — великий князь Петр Федорович. Прусского короля иронически называли «поставщиком невест» для русского императорского двора: именно он способствовал брачному союзу между наследником престола и Софьей Фредерикой Августой Анхальт-Цербстской, впоследствии Екатериной II. По словам В. А. Бильбасова, в те годы «цербстская княгиня, как и большинство мелких владетельных особ Германии, боготворила Фридриха II, его глазами смотрела на политические дела и его желания принимала за подлежащие исполнению приказания»⁴¹. «Старый Фриц» или «Фридрих Великий» надолго сделался «властителем дум» многих военных, для которых его стратегия и тактика стали образцом для подражания. Это пристрастие к возмутителю спокойствия в Европе оказывало слишком явное влияние на ход боевых действий: главнокомандующие русскими войсками, предвидя скорую кончину Елизаветы Петровны, действовали в соответствии со сводками о состоянии ее здоровья, сообразуясь с настроениями великокняжеской четы. Сторонников Фридриха II среди русского генералитета было гораздо больше, чем приверженцев австрийского союза. При дворе ходил упорный слух, что Россия воюет, как позже выражался в таких случаях Наполеон, «из-за цвета лент»: поговаривали, что против Фридриха настроил обидчивую Елизавету Петровну австрийский посланник граф Брюль рассказами о мнимом неуважении, который тот ей будто бы оказывал. Как бы то ни было, Фридрих стойко оборонялся против возмущенной его вероломством Европы, то впадая в отчаяние на грани самоубийства, то воскресая духом…

Илларион Матвеевич занимал в Петербурге достаточно высокую должность, чтобы быть в курсе событий на театре военных действий и слухов, которые их окружали. Вероятно, состояние здоровья императрицы Елизаветы Петровны также не было для него секретом; к тому же историки утверждают, что Кутузов-старший был отмечен вниманием великой княгини Екатерины Алексеевны и пользовался ее «отличным уважением» до вступления на престол. Она вполне могла принять участие в семейном деле, дав совет поберечь юного и даровитого инженер-прапорщика. Она и впоследствии говорила: «Кутузова надобно беречь». 25 декабря 1761 года умерла Елизавета Петровна. Петр III, как и ожидали, немедленно заключил мир с Пруссией, получив от Фридриха II письмо со словами: «Я никогда не в состоянии заплатить за все, чем вам обязан…»