Три китайских царства - Лев Гумилев Страница 12

Гао-ди, видя бессмысленность дальнейшей войны, отправил посла заключить договор «мира и родства», что «несколько приостановило Модэ»[23]. Договор «мира и родства» состоял в том, что китайский двор, выдавая царевну за иностранного владетеля, обязывался ежегодно посылать ему условленное в договоре количество даров. Это была замаскированная дань.

Война продолжалась. Хань Синь и его сторонники опустошали северные области Китая. В 197 г. до н. э. восстал начальник войск уделов Чжао и Дай Ченхи и перешел на сторону хуннов. Китайское войско под предводительством Фань Кхуая после двухлетней войны подавило мятеж, но не решилось выступить за границу, так как вспыхнул новый мятеж в княжестве Янь (на территории области Хэбей). Вождь повстанцев Лу Гуань перешел к хуннам, их набегам подверглись и восточные области Китая. Измены военачальников были столь часты, что стали привычным явлением. Измученный неудачами Гао-ди умер в 195 г. до н. э. За малолетством наследника регентшей стали императрица-мать Гао-хэу. Развал империи при ней еще более усилился. В 192 г. Модэ предложил императрице вступить с ним в брак. По его понятиям, это означало, что китайская империя должна пойти в приданое за супругой, и он надеялся таким образом приобрести весь Китай. Императрица так разгневалась, что хотела казнить послов и возобновить войну, но ее уговорили не обижаться на дикаря, и Модэ был послан вежливый отказ, мотивированный престарелым возрастом императрицы. Вопреки опасениям китайских министров хуннский владыка удовлетворился ответом и не обрушил на истощенный и обессиленный смутами Китай свои войска.

Минуло восемь лет, но страх перед хуннами еще не прошел. «…B песнях пели: «Под городом Пин Пьхинчен (Пинчэн. – Л.Г.) подлинно было горько: семь дней не имели пищи, не могли натягивать лука»[24]. Молодая неокрепшая империя не могла еще отразить внешнего врага, и тем не менее Модэ не начал войны. Причиной тому было отнюдь не его миролюбие. На западной границе не прекращалась упорная война с юэчжами, подробности которой в наших источниках не отражены. Насколько легко дались Модэ победы над дунху и саяно-алтайскими племенами, настолько тяжелой оказалась борьба с западными кочевниками. Модэ, не желая распылять силы, оставил в покое Китай. Таким образом, он дал время Ханьской династии оправиться и укрепиться. Правительство императрицы-регентши расправилось с непокорившимися пограничными воеводами, большая часть которых погибла в борьбе. Наиболее упорные бежали в Северо-Западную Корею, где основали государство Чосон. Насколько важно было для хуннов сберечь силы, видно из следующего факта. В 177 г. один из пограничных хуннских князей напал на Китай и начал разорять границу. Император Сяо Ван-ди мобилизовал 85 тыс. конницы и колесницы для отражения врага, но хунны ушли за границу. Сяо Ван-ди собирался перенести войну в Степь, но восстание воеводы Син Гюя заставило его отказаться от немедленного выступления. Прежде чем намерения китайцев выяснились, от хуннов прибыло посольство с извинениями и сообщило, что провинившийся князь был убран с границы и послан на запад. Там он искупил свою вину победой над юэчжами. Из письма хуннского шаньюя мы узнаем, что лишь в 177 г. до н. э. хуннским войскам, стянутым со всей страны, удалось разбить юэчжей. Китайский двор, учитывая силу хуннов, принял посольство с извинениями ив 174 г. до н. э. установил с ними мирные взаимоотношения. По договору 174 г. Хуннская держава была признана равной с Китайской империей и государи именовали друг друга братьями. Это был беспримерный успех для хуннов: до сих пор ни один варварский князь не мечтал равняться с китайским императором. Модэ умер в том же 174 г., достигнув такого величия, о котором в начале жизни не смел и помышлять.

Обратимся к анализу описанных событий. Как мы уже видели, война со стороны хуннов велась не путем разбойничьих нападений мелких шаек, а организованными действиями хуннских войск. Исследователя не должно обманывать то, что тактика хуннов была основана на предельной мобильности войск: нестратегические задачи решались путем изнурения противника не менее радикально, чем путем боя. Да и при колоссальном численном перевесе китайцев мелкие отряды не могли бы достичь никаких успехов.

Ясны и политические цели Модэ-шаньюя. Во-первых, он считал необходимым установить «естественную границу», и эта цель была достигнута. Затем, растущие потребности его окружения вынуждали его добиваться получения из земледельческого Китая тех продуктов, которых не могла дать его родина. Эти продукты высылалась в виде подарков. Наконец ему был необходим престиж, чтобы воздействовать на своих степных подданных, и этого Модэ добился: император назвал его «братом». Получив все, что было ему нужно, он со спокойной совестью заключил мир. Но Модэ не учел того, что не только его родственники, но и все хунны захотели наряжаться в шелка и полотно и лакомиться китайским печеньем. С их настойчивым желанием были вынуждены считаться сын и внук Модэ-шаньюя – Лаошань – и Гюньчень-шаньюи.

«Основать империю, сидя на коне, можно, но управлять ею с коня нельзя», – сказал однажды Елюй-Чуцай, правитель эпохи Чингисхана. Эти слова полностью относятся к государству Модэ-шаньюя. Это понимал основатель Хуннской империи. Не имея среди своих соратников образованных людей, он к концу своего правления стал широко пользоваться услугами китайских перебежчиков, составлявших для него дипломатические послания к китайскому двору. Лаошань-шаньюй следовал по отцовскому пути, и когда евнух Юе, насильно посланный к нему в составе посольства из Китая, захотел перейти на сторону шаньюя, он был принят и обласкан. «…Юе научил шаньюевых приближенных… обложить податью народ, скот и имущество»[25]. Это знаменовало огромный переворот во внутренних отношениях хуннского общества. Налоги, поступавшие шаньюю и его приближенным (а все они были его родственники), выделили шаньюев род из числа прочих и дали ему большую власть.

Прямым следствием этого было принятие шаньюем титула «Рожденный небом и землею, поставленный солнцем и луною. Хуннуский Великий шаньюй»[26]. Тут мы уже видим, что шаньюй основывал власть на «божественном авторитете», а не на воле народа, который, по его мысли, должен повиноваться. Новые прерогативы шаньюя столь противоречили старому порядку, что, казалось бы, народные массы должны были возмутиться и воспротивиться, но этого не произошло. Наоборот, власть шаньюев пользовалась непререкаемым авторитетом. Хунны не даром уступили свою древнюю свободу. Они получили за нее такую цену, которая, видимо, удовлетворила их. Значительная часть доходов от добычи и дани с покоренных племен оставалась в руках воинов, и хуннские женщины сменили овчины на шелковые платья. Наряду с кумысом и сыром хунны полюбили вино, хлеб и китайские лакомства.

Проницательный Юе, искренне преданный новому господину, указывал на опасность таких перемен. «Численность хуннов, – говорил он Лаошань-шань-юю, – не может сравниться с населенностью одной китайской области, но они потому сильны, что имеют одеяние и пищу отличные (своеобразные. – Л.Г.) и не зависят в этом от Китая. Ныне, Шаньюй, ты изменяешь обычаи и любишь китайские вещи. Если Китай употребит только 1/10 своих вещей (на подкуп. – Л.Г.), то [все] до единого хунны будут на стороне Дома Хань… Получив от Китая шелковые и бумажные ткани, дерите одежды из них, бегая по колючим растениям, и тем показывайте, что такое одеяние прочностью не дойдет до шерстяного и кожаного одеяния. Получив от Китая съестное, не употребляйте его, и тем показывайте, что вы сыр и молоко предпочитаете им»[27].