Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы - Джоанна Хиксон Страница 12

– Пожалейте ребенка! – вскричала я в отчаянии. Герцог с холодным презрением взглянул на меня.

– Сокол никого не щадит, – прорычал он, крючковатым носом почти упираясь в носик принцессы. – Ты сестра дофина? Отвечай, где твой брат!

Екатерина упрямо выпятила подбородок и плотно сжала губы. Жестокое обращение герцога подстегнуло ее строптивый нрав, и я опасалась последствий.

– Ей нет и четырех, мессир, – взмолилась я. – Откуда ей что-то знать? Они с братом совсем малыши, неразумные еще.

– У меня самого есть дети, – усмехнулся герцог, – и я знаю, что они все прекрасно понимают. – Он тряхнул Екатерину так, что ее голова резко мотнулась. – Признавайся, мерзавка, куда они уехали.

– В Шартр! – шепеляво пискнул Карл.

Герцог отшвырнул Екатерину на пол, рядом со мной, и устремил взгляд на Карла. Всхлипывая, я обняла малышку, а расстроенный мальчуган отправил в рот свой большой палец. Иоанн Бургундский досадливо дернул хрупкое запястье, и Карл завопил от боли.

– Тихо! – заорал герцог, толкая мальчика к своему спутнику. – Что он там лепечет, Дит? Пусть повторит!

– Не трогайте его! – закричала я. – Да, да, Шартр! Королева сказала, что они отправляются в Шартр! Мне больше ничего не известно.

Герцог Бургундский стремительно замахнулся и ударил меня по щеке тыльной стороной ладони в шипованной перчатке. В глазах потемнело от боли, в ушах зазвенело. Задохнувшись, я упала на кровать.

– Тупая шлюха! Почему ты сразу об этом не сказала? – взревел герцог и начал отдавать Диту распоряжения: – Вели, чтоб немедленно седлали коней. Королева наверняка заночевала в Мелёне. Ничего страшного, до Шартра они не доберутся. Мы перехватим их в Этампе. Убирайся! Я скоро приду.

У меня все еще кружилась голова, но я поднялась навстречу Карлу, который бросился ко мне в объятия. Щека горела, во рту ощущался вкус крови – от удара я прикусила себе губу.

Серые глаза Иоанна Бургундского злобно сверкнули. Он уставился на меня – не на лицо, а на груди, едва прикрытые тонкой тканью сорочки. Кровь капала с обезображенной ударом щеки и, смешиваясь с по́том, холодным ручейком стекала в ложбинку между ними.

– Это послужит тебе уроком, шлюха. – Он с издевкой осклабился и двинулся ко мне.

Я похолодела под его жадным, сластолюбивым взглядом. Герцог медленно стянул перчатку с ударившей меня руки, снял с шипа полоску моей кожи. Не отрывая глаз от бледной ладони, я сжалась, думая, что он собирается меня изнасиловать. Исходивший от него приторный запах вызывал тошноту.

– Как тебя зовут, шлюха?

Многократно повторенное оскорбительное обращение лишило меня сил и воли. Я хрипло прошептала: «Гильометта» – и тут же об этом пожалела. Зачем я сказала правду? Необычное имя запомнится. Надо было назваться Жанной или Мари, затеряться в толпе.

Герцог протянул ко мне руку и, кривя губы в жестокой улыбке, наслаждался моим растущим страхом. Наконец он коснулся… нет, не груди, как я опасалась. Он притронулся к моей израненной щеке, вымазал пальцы в крови, а потом сунул их в рот и с наслаждением облизал. От отвращения меня едва не стошнило.

– Сладкая кровь, хотя и не благородная, – заключил герцог, причмокнув губами. – Жаль, мне сейчас некогда ею наслаждаться, но я тебя запомню, шлюха по имени Гильометта… – Он снова надел перчатку и деловито произнес: – В замке грядут перемены. Дела короля следует привести в порядок. За королевскими детьми присмотрит моя стража.

Он резко развернулся и вышел. Угроза эхом отдавалась в моей голове. «Я тебя запомню… Гильометта…»

Екатерина с ненавистью смотрела ему вслед.

– Кто это, Метта? – спросила она тонким, дрожащим от гнева голосом.

– Герцог Бургундский, – как можно спокойнее ответила я.

– Он плохой, – с чувством отозвалась девочка. – Я ненавижу его, ненавижу, ненавижу!

Впоследствии я часто думала, что у Екатерины возникло предчувствие насчет герцога. Только спустя много лет она снова встретилась с Иоанном Бургундским, но его образ отныне преследовал ее в кошмарах – как и меня.

* * *

К моему удивлению, большинство дворцовой челяди видело благо в пришествии герцога Бургундского, и, надо сказать, он действительно установил давно необходимый порядок. При виде символа Бургундской династии – креста святого апостола Андрея, – развевающегося на каждой башне и воротах рядом с королевскими флагами, у меня делалось тяжело на душе, но для остальных символ не таил ничего зловещего. Несметное число поваров, лакеев, посудомоек и постельничих были только рады складывать в карманы еженедельную оплату. В детскую даже явился дворцовый приказчик справиться о наших нуждах. Вскоре дети получили новую одежду, две служанки пришли дочиста выскрести полы и лестницы, а вкусную еду и горячую воду стали приносить регулярно. Получили дети и несколько предметов роскоши, включая очаровательную миниатюрную арфу, которую, как выяснилось, несколько месяцев назад прислал Карлу его крестный отец, герцог Беррийский. Похоже, люди герцога Бургундского нашли-таки мадам Лабонн и мессира Леклерка и отобрали у них наворованное добро. Испытав жестокость герцогского гнева на собственной шкуре, я содрогнулась при мысли о том, какое наказание он применил к этой воровской паре.

Детям понравилась новая одежда и вкусные кушанья; вряд ли они связывали их появление с ужасной сценой в покоях гувернантки. Они не заметили, что охрана детской удвоилась и что вооруженные солдаты тенью следовали за нами, когда мы выбирались подышать свежим воздухом. Увы, я стала заключенной и не могла больше навещать ни Жан-Мишеля, ни родителей. Только много дней спустя до меня дошли вести о том, что происходило за стенами дворца.

Трое старших детей так и не достигли Шартра; их выкрали из кортежа королевы и принудили к бракам с детьми герцога Бургундского. Знай я об этом раньше, то, вероятно, подготовилась бы к последующим событиям. Впрочем, мое невежество оказалось благом, ибо, когда Екатерина спросила про сестру и братьев, мне не пришлось говорить ей, что их увезли силой и принудили жить с детьми, которых герцог Бургундский назначил им в супруги. Людовика обручили с дочерью герцога Маргаритой и держали в Лувре с наставниками Бургундского двора, принцессу Мишель увезли в Артуа к единственному сыну герцога, Филиппу, а Жана – в Эно, к племяннице герцога, Жаклин. Королева Изабо и герцог Орлеанский, не желая признать свое поражение, собирали армию, чтобы дать отпор силам врага под стенами Парижа. Короля, чей разум так и не прояснился, по-прежнему держали в ублиетке, а тем временем на французскую землю надвигалась череда гражданских войн.

В течение следующих трех недель я единолично отвечала за Екатерину и ее младшего брата, однако жила в постоянном страхе, ожидая, что вот-вот появится новая гувернантка и захватит власть в детской. Одним сентябрьским утром я уже было поверила, что такой момент настал.

Маленький Карл всегда ел плохо, что неудивительно, учитывая, какой ужасной бурдой его кормили до сих пор. Я пыталась уговорить мальчика доесть новое вкусное угощение – творог с медом, – когда на лестнице зазвучали шаги. Дверь детской распахнулась, на пороге возникла богато одетая дама, за которой следовала дородная женщина в фартуке и чепце. Я вскочила и инстинктивно прикрыла собою детей, которые испуганно замерли.