Молодой Сталин - Саймон Себаг-Монтефиоре Страница 12

Сосо настрадался от своего отца. Он боялся вечно пьяного Бесо. “Мой Сосо был очень чувствительным мальчиком, – пишет Кеке. – Только заслышав, как его отец на улице поет: “Балаам-балаам”, он бежал ко мне и просился посидеть у соседей, пока отец не заснет”.

Безумный Бесо теперь столько тратил на выпивку, что ему пришлось продать свой пояс, а, по словам Сталина, “для грузина пропить пояс – это самое последнее дело”1. Чем сильнее Кеке презирала Бесо, тем больше баловала Сосо: “Я всегда тепло укутывала его шерстяным шарфом. Он тоже очень любил меня. Когда он видел своего пьяного отца, его глаза наполнялись слезами, губы голубели, он жался ко мне и просил спрятать”.

Бесо вел себя жестоко по отношению и к Кеке, и к Сосо. Для грузина сын – это гордость, но, возможно, если злые языки все же говорили правду, Сосо стал для Бесо напоминанием о позорнейшем мужском унижении. Однажды Бесо с такой силой швырнул сына об пол, что ребенок несколько дней мочился кровью. “Незаслуженные избиения мальчишки сделали его таким же жестоким и бессердечным, как его отец”, – писал в своих мемуарах одноклассник Сталина Иосиф Иремашвили. Именно из-за отца в Сталине “выработалась глубокая неприязнь” к людям. Молодой Давришеви вспоминает, что Кеке “окружила его [Сосо] материнской любовью и от всех защищала”, а Бесо обращался с ним “как с собакой, избивая ни за что”.

Когда Сосо прятался, Бесо искал его по дому, крича: “Где маленький выродок Кеке? Прячется под кроватью?” Кеке давала мужу сдачи. Однажды Сосо прибежал в дом Давришеви, его лицо было залито кровью, он кричал: “Помогите! Идите быстрее, он убивает мою мать!” Полицейский помчался к Джугашвили и увидел, что Бесо душит Кеке.

Психике четырехлетнего ребенка это наносило тяжкий урон. Его мать вспоминала, что Сосо крепко обижался на отца. Он научился жестокости дома: однажды, чтобы защитить Кеке, он метнул в Бесо нож. Сосо вырос драчливым и свирепым – контролировать его было так тяжело, что самой Кеке, обожавшей свое сокровище, приходилось поднимать на него руку.

“Мать, ставшая главой семьи, кулаком смирявшая мужа, теперь воспитывает сына одна”, – говорила грузинская еврейка, подруга семьи. “Она поколачивала его”, – пишет дочь Сталина Светлана. Когда Сталин в 1930-е в последний раз приехал к Кеке, он спросил, почему она его так сильно била. “Потому ты и вышел такой хороший”, – ответила она. Это сомнительное утверждение. Психиатры считают, что насилие всегда вредит детям и уж точно не учит их любви и состраданию. Многие дети, которых мучили отцы-алкоголики, впоследствии копировали их поведение и били собственных жен и детей, но далеко не все становились кровавыми тиранами [16]. Кроме того, эта культура жестокости была далеко не единственной в воспитании Сталина.

Сам он верил в искупительный эффект и практическое использование насилия. Когда царские казаки стегали демонстрантов нагайками, он писал: “…нагайка оказывает нам большую услугу”. Позднее он был убежден, что насилие – это и священная коса Истории, и полезный инструмент в управлении, и советовал своим подручным “бить, бить и еще раз бить” подозреваемых. В то же время он признавался, что в детстве много плакал.

Семья лишилась дома, в котором родился Сталин; Джугашвили стали скитальцами. За следующие десять лет они сменили по меньшей мере девять домов, убогих съемных комнат – не слишком счастливая обстановка для ребенка2. Кеке с сыном отправилась жить к одному из ее братьев, но Бесо пообещал исправиться и вернул жену. Однако он “так и не смог перестать пить”, поэтому Кеке переехала к священнику, отцу Чарквиани.