Ф. Г. Раневская. Женщины, конечно, умнее - Андрей Шляхов Страница 12

Столько нежных, странных лиц в толпе…

Анна Ахматова. «Венеция»

— Я провинциальная актриса. Где я только не служила! Только в городе Вездесранске не служила!.. — говорила Фаина Георгиевна, вспоминая свои скитания по стране…

Дочь Павлы Леонтьевны Ирина экстерном закончила в Крыму гимназию с золотой медалью.

Из Крыма неразлучная четверка поехала в Казань. Местный театр пригласил их на зимний сезон 1923/ 24 года.

Голод кончился. Большевики отступили от своих железных принципов, провозгласив на десятом съезде своей партии новую экономическую политику, сокращенно — НЭП.

Мгновенно возродилась эксплуатация человека человеком с целью извлечения прибавочной стоимости.

Впрочем, все были довольны — и эксплуататоры, и эксплуатируемые.

Люди вспомнили, что одежда бывает повседневной и парадной.

Яичница перестала быть праздничным блюдом.

Появилось столько еды, что некоторые даже завели кошек, а самые отчаянные — собак.

Вот что вспоминал о тех временах, совпавших с его детством, Аркадий Райкин: «Помню, когда объявили нэп, то буквально в течение суток витрины магазинов заполнились разнообразными товарами. Мы ходили от витрины к витрине, любовались этим изобилием, не веря своим глазам, ведь мы уже привыкли довольствоваться одной затирухой. Особенно поразили меня шоколад, торты, пирожные, глыбы шоколада».

Старая добрая жизнь стала понемногу возвращаться.

Казалось — это невозможно.

Казалось — это навсегда.

Председатель Совета народных комиссаров Владимир Ульянов, более известный под псевдонимом «Ленин», откровенно заявлял: «Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому», но никто не хотел ему верить.

Истерзанная страна жила надеждой. Надеждой на лучшее будущее.

Очень нужны были деньги. Казань, конечно, провинция, но заработать там можно, и вроде бы даже неплохо.

Ирина Вульф поступила на юридический факультет Казанского университета (того самого, где успел немного поучиться большевистский вождь Владимир Ульянов), а весной 1924 года, окончив первый курс, отбыла в Москву — поступать в театральную школу-студию МХАТа, к самому Станиславскому.

Конкурс был велик, но она поступила.

В сравнении с московской жизнью, о которой рассказывали газеты, театральные журналы и письма Ирины, на фоне множества новых спектаклей в столичных театрах, обилия актерских имен, как знакомых, так и незнакомых, жизнь в Казани казалась унылой, а начавшаяся холодная зима — бесконечной.

Легкие на подъем, Павла Леонтьевна, Фаина Георгиевна и Тата в конце 1924 года втроем уехали в Москву, не закончив театрального сезона в Казани.

В этот приезд в Москву Раневской посчастливилось познакомиться с Василием Ивановичем Качаловым, ярчайшей звездой столичной сцены, ведущим актером МХАТа.

Фаина Георгиевна Раневская была тогда молодой провинциальной актрисой, которой судьба подарила Москву и пору буйного расцвета театров. В то время она последовательно перенесла помешательство на театрах Мейерхольда, Таирова, Михоэлса, Вахтангова, причем из всех театров на особом месте у нее стоял МХАТ, чьи спектакли она смотрела запоем — по несколько раз.

Причиной тому стало одно непредвиденное и непреодолимое обстоятельство: Раневская влюбилась в замечательного актера Василия Ивановича Качалова, влюбилась не на радость, а на тяжкую муку себе, поскольку в красавца Качалова влюблены были все поголовно, причем не одни только женщины.

Однажды Фаина Георгиевна расхрабрилась и написала предмету своего обожания письмо: «Пишет Вам та, которая в Столешниковом переулке однажды, услышав Ваш голос, упала в обморок. Я уже актриса — начинающая. Приехала в Москву с единственной целью попасть в театр, когда Вы будете играть. Другой цели в жизни у меня теперь нет и не будет».

Письмо писалось трудно, Раневская сочиняла его несколько дней и ночей. Наконец она отослала свое послание, крик души своей, и с замиранием стала ждать ответа, который, к счастью, пришел очень скоро.

«Дорогая Фаина, пожалуйста, обратитесь к администратору Ф.Н. Мехальскому, у которого на Ваше имя будут два билета. Ваш В. Качалов», — писал кумир.

С того момента и до конца жизни этого, по выражению Фаины Георгиевны, «изумительного артиста и неповторимой прелести человека» длилась их дружба, которой Раневская очень гордилась.

Настоящая фамилия Качалова была Шверубович. Родился он в Вильно в 1875 году в семье крещеного еврея, ставшего православным священником.

В юности Василий и не помышлял о театральной карьере, намереваясь посвятить себя юриспруденции. Он поступил на юридический факультет Петербургского университета, где с огромным удовольствием принимал участие в любительских студенческих постановках. И так увлекся, что совсем скоро ему стало не до юриспруденции.

Зачарованный сценой, он начал играть небольшие роли в театре средней руки А. С. Суворина. Кстати говоря, именно Суворин посоветовал ему поменять фамилию: «Ваша для театра не годится. Перемените ее, возьмите полегче, позвучнее…»

Юный актер не стал долго раздумывать. Увидев в одном из журналов сообщение о смерти незнакомого ему тезки — Василия Ивановича Качалова, он тут же взял себе эту звучную фамилию. Чуть позже он получил первую более-менее значительную роль в пьесе А.Н. Островского «Лес», которая и стала началом его профессиональной актерской карьеры.