Короткий Змей - Бернард дю Бушерон Страница 12

– Умиак! Умиак! старое дерьмо, – говорит молодой охотник, – большой! большой!

Речь не шла о традиционной женской лодке, которая не могла обнаружиться тут, среди льдов. Большой умиак – совсем другое дело, молодой охотник называл его, но не рассказывал о нем, чтобы раздразнить старших. Собаки ворчали и повизгивали во сне, упрятав носы под хвост.

– Забота удивляться оставлена старшим.

Перебранка – старое дерьмо, молодое дерьмо – продолжалась до ночи. Наконец, молодой охотник указал направление, которым можно было следовать, ориентируясь по складкам снега на льду, перпендикулярным направлению ветра. Большой умиак располагался в полуночи ходьбы. Эта новость вызвала взрыв веселья и активности. Мужчины разгрузили нарты и упрятали тюленьи костяки под кусками льда. Потом они принялись распутывать собачьи постромки. Из-за мороза это превращалось в мучительный труд, они орудовали голыми руками и зубами. При свете луны нарты медленно тронулись по хаотичному рельефу льдины. Мужчины бежали рысцой, похлопывая хлыстами. Они остановились обменяться парой слов, поскольку молодой охотник рассудил, что они приблизились к большому умиаку на расстояние звука. Мужчины тихо пожевали замороженного тюленьего сала. Некоторые помочились на лед, удерживая собак на длину хлыста, из страха, чтобы у тех не возбудил аппетит резкий запах их междуножий. В жаре зимних хижин, при свете масляных ламп, обычным занятием было подтрунивать над несчастными, которые по неосторожности бывали искалечены собаками и стали из-за этого посмешищем для женщин. В словесных нападках, главным образом и делавших их изгоями, припоминали по этому поводу собачий язык, согласно едкой сатире песенок, которыми обменивались противники, замещавший мужество изувеченных. «Язык! Язык! ты лижешь, вместо того, чтобы проникнуть внутрь», – говорил один. И другой: «Зубы собаки! Зубы собаки! Живот твоей жены зудит, вместо того чтобы принять!» Женщины хохотали и обнажали зубы, сточенные жеванием шкур.

Но в тот раз мужчины не смеялись, и слово было полностью подчинено действию. Они распределили роли, как при охоте на медведя. Самый старый стерег собак, которые испытывали к его хлысту уважение, заложенное шрамами на носах, ушах и хвостах. Он не позволял им пожрать кожу постромок и провизию. «Молодое дерьмо» показывал дорогу, которую узнавал под лунным светом, ориентируясь по складкам на снегу, потом по следам. Они распределили гарпуны и луки перед тем, как скользнуть в ночь.

Едва проснувшись и открыв глаза, Капитан заметил под перевернутым корпусом «Короткого Змея» странный свет. Лучи солнца, обнажая горизонт, проникали в укрытие между планширом и льдом, на который корабль был опрокинут килем кверху. Опираясь на свой прошлогодний опыт, экипаж из предосторожности закрыл эту щель бочками, свертками, сундуками с провизией и кусками льда. Все это лежало поверх палубных обшивок, разложенных снаружи, как юбка, и привязанных к корпусу веревками, которые были крепко притянуты к отверстиям, умело пробитым во льду. Итак, провизия и обшивки исчезли, и планшир поддерживался только кусками льда.

Капитан не стал терять времени на перекличку и скользнул наружу. Три изувеченных трупа лежали в лужах замерзшей крови. Руки, ноги и головы были отделены, вероятно, ударами топора. Капитан разбудил выживших пятнадцать человек, и, смирившись с ужасом происшедшего, они обсудили план действий. Четверо, в том числе Капитан, отправляются на поиски дичи. Они возьмут с собой оружие для охоты и шкуры, чтобы соорудить палатку. Двенадцать прочих, в том числе боцман, остаются под прикрытием перевернутого корабля и ждут возвращения товарищей. Капитан отмахнулся от вопроса о питании для этих людей, которые при отсутствии везения и невозможности отойти далеко не найдут дичи. Из-за боязни перегрузки или обеспокоясь движениями кого-нибудь из спящих, нападавшие оставили бочку с тюленьим жиром, которым можно было наполнять лампы и не умереть тем самым от холода.

Капитан решил обсудить направление, куда пойдут охотники. Ульф Йонссон напомнил о традиции. Он начертил на льду крест и предложил бросить жребий при помощи считалки (Святой Павел! Святой Олаф! Святой Иоанн!), чтобы одна из вершин креста указала, где находится дичь. Так делали в его родной долине, когда зимой отправлялись охотиться на полярного зайца. Прочие присоединились к этому мнению. Капитан неторопливо объяснил, что считалка не может замещать рассудок.

– Но я нарисовал крест. Решает Бог.

– Бога не интересуют места нашей охоты, – сказал Капитан. – Он предоставляет нам свободу.

– Веришь ли ты, что Бога интересуют наша жизнь и наша смерть? – спросил Ульф.

– Конечно, – ответил Капитан.

– Ну так вот! Если мы ошибемся, мы умрем. Поэтому Бог и говорит нам, куда идти.

Моряки бормотали слова одобрения. Капитан, человек действия больше, чем веры, предложил следовать разуму. С приближением зимы животные убегают на юг. Самый тонкий лед, благоприятный для охоты на тюленя через прорубь, встречается на юге. Следы грабителей ведут на юг. Если искать отмщения было бы слишком неосмотрительно, то можно было бы следовать за ними на расстоянии, ибо именно в этом направлении расположен их охотничий лагерь. Итак, следует идти на юг. Люди согласились – после того как доверились собственным глазам. Тогда Капитан воззвал к невыразимому. Он призвал на помощь Бога, несмотря на безразличие, выказанное при выборе направления. Разумеется, Бог желал, чтобы выжили верные, затерянные на льдине, которым угрожали язычники, кровожаднее диких зверей. Язычники похитили у них всю провизию, так кропотливо собранную. Но они оставили три изувеченных тела. Капитан увидел в этом руку Провидения. Он представил своей команде следующий расчет. Двенадцать человек, в том числе боцман, останутся под защитой перевернутого корпуса, в то время как четверо остальных пойдут на охоту. Этим четверым нужно изобильно питаться, пока они не найдут дичь; они возьмут останки одной из жертв, сохранные благодаря морозу, и будут тащить их на заледеневших шкурах, которые сослужат службу грузовых санок. На месте, таким образом, останутся два тела, вес которых Капитан оценил в двести пятьдесят фунтов. Для двенадцати человек, находящихся в укрытии и бездействии, которым масляная лампа дает немного тепла, это обеспечивало, из расчета одного фунта на человека в день, больше двух недель выживания, за вычетом пятой части, составляющей отбросы, которые голод, если он продлится, заставит поглотить силой. Не скрывая этого, Капитан думал, что в противном случае выживание представляется сомнительным. Смерть, нанося удар по одним, увеличивала рацион других: если возникнет необходимость, они съедят мертвецов. Капитан представил эту программу с дружелюбным спокойствием. Один из людей принялся плакать, а Ульф Йонссон отвернулся, не в силах сдержать рвоту. Обоих грубо одернули товарищи, которые обвинили их в забывчивости, ибо сам Христос принес свое тело в жертву; ко всему он сделал это будучи живым и с горячей кровью. Боцман, который заблаговременно принял командование своим маленьким отрядом, решил есть замороженное, ибо он понял, что отсутствие варки и запаха уменьшат отвращение. По этому вмешательству Капитан рассудил, что боцман заслужил свое старшинство и можно доверить ему ответственность за экипаж.