Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк - Элизабет Гуслан Страница 11

Робин Гуд похищен, обездвижен, лишен дара речи, преображен до неузнаваемости. Теперь везде ходили высокорослые девушки в зеленых трико в обтяжку, а в замысловатых лабиринтах за кулисами Двора чудес манекенщицы растеряли чуть ли не половину своих туфель, а иногда они выходили на подиум босиком под безумный смех покоренной публики. В мире, где привыкли к напыщенному стилю, к серьезным лицам и шаблонным речам, появился возмутитель спокойствия, решивший разрушить прежнюю конструкцию с помощью уморительного пародирования и язвительного юмора на грани скандала, что грозило снискать ему репутацию скандалиста. Прежде всего, нарушая все законы жанра, он стал приглашать beautiful people в кафе-театр, где им даже предлагали угощение. Постепенно разрасталась армия поклонников. Это сочетание причудливых новшеств с уличным театром и удивительная способность точно уловить все самые последние тенденции сделали незабываемым зрелищем показы Готье, и их уже старались не пропускать. На каждое шоу приходила Ирен Сильвани. Она начинала как парижский корреспондент журнала «Мадемуазель», детища американского «Вог». Белоснежные волосы и черное платье… Сегодня она занимает пост художественного директора у Йоджи Ямамото. Фанатичная поклонница Жан-Поля, из-за него она, седовласая дама в черном трикотажном платье, по ее собственным словам, даже стала чрезмерно пользоваться метро, этим видом транспорта, не слишком любимым критиками моды. «Никому не хотелось пропустить его показ, – вспоминает она, – каждое шоу становилось настоящим событием. Нужно было приезжать вовремя, а ведь зачастую приходилось ехать на другой конец города. Каждый раз Готье говорил нам: “Не принимайте ничего всерьез”. Таков был его урок. И это было как глоток свежего воздуха. Мода прет-а-порте во Франции только набирала обороты. Кензо вызывал улыбку, а Готье – шок, все не улыбались, а просто катались по полу от смеха! Он стал известным мгновенно. Как можно объяснить адреналин моды? Это нечто инстинктивное, как произведение искусства или фильм! Нужно уметь сделать так, чтобы увиденное поселилось у тебя внутри. Я прекрасно помню консервные банки, превратившиеся в браслеты, и камуфляжные куртки, становившиеся безумно интересными, бешено модными. Можно сказать, мы были свидетелями низвержения старых кумиров, какого еще свет не видывал».

В 1976 году в той неразберихе, что творилась в обществе, низвержение кумиров стало принимать вид национального спорта. Валери Жискар д’Эстен, олицетворение крупной буржуазии, задавал тон, позируя для «Пари-матч» в плавках и неосознанно снимая покрывала с личной жизни политиков, произнося казенные фразы пожеланий французскому народу в присутствии стоящей тут же, перед зажженным камином Елисейского дворца, жены. Реалити-шоу еще только находились в стадии становления. Телевидение еще не обрело нынешней власти, и оно не влияло на события так, как сегодня. Супруги Жискар держались настолько напряженно и чопорно, что казалось, будто они произносят речь, читая по губам воображаемого суфлера. Не столь важно: Валери играл на аккордеоне, совершенно не президентском и очень популярном в народе инструменте, и каждое воскресенье с удовольствием угощался пот-о-фё, простонародным национальным блюдом, о чем не забывала написать ни одна газета. В то же время постоянно звучал правительственный лозунг, имеющий иронический характер и призванный поднять дух нации, переживающей экономический кризис: «Во Франции нет нефти, зато есть идеи». Эта поговорка точно отражала положение Жан-Поля в мире моды. Становилось модно отказываться от роскоши и пышности. Везде, от Майами до Биаррица, знаменитости стали одеваться в стиле прет-а-порте. Восемьдесят бутиков «Rive Gauche» Ива Сен-Лорана, открытые по всему миру, имели гораздо больший торговый оборот, чем ателье от-кутюр. Разве не объявил сам маленький принц, что «старуха находится при смерти» и что он не будет плакать на ее похоронах? Готье принял к сведению это сообщение о кончине. Роскошь больше не котировалась. Пиночет прибрал к рукам Чили, одновременно людей волновал топливный кризис. После уотергейтского скандала Никсон объявил о своей отставке. Движение хиппи с их девизом «Flower power» ^[44] способствовало тому, что были почти полностью переосмыслены традиционные ценности, и философия хиппи получала широчайшее распространение. Не осталась в стороне и Франция. Журналистка Франсуаза Жиру вошла в состав кабинета министров и занялась правами женщин в обществе. Адюльтер и аборт – благодаря закону Симоны Вейль – перестали караться законом. Жискардизм утратил свою безупречную осанку из-за поразившего его сколиоза либерализма. Сен-Лоран по поводу последствий общественных потрясений высказался вполне определенно: «Общество раскололось на множество частиц, и у каждой из них своя мода». Никогда еще жизнь французского общества не была так хаотична, противоречива и полна событий.

С одной стороны, на сцене появилось диско. Этот стиль предлагали Глория Гейнор, Черроне, Донна Саммер, «Boney M», «Earth, Wind and Fire». За ними тянулась армия фанатов. По улицам дефилировали юноши в брюках из шелка цвета фуксии, рубашках с узким воротничком и ботинках на каблуке и девушки в блестящих мини-юбках и облегающих топах невероятных светящихся оттенков. Это был гламурный, искрящийся и яркий мир. Во Франции функционировали три тысячи пятьсот дискотек с зеркальными шарами под потолком. Кумир всех дискотек обладал сверкающим медальоном, украшавшим его волосатую грудь, и интеллектом медузы. Тщательно уложенные волосы, рубашка, узкая настолько, что подошла бы восьмилетнему мальчику, обтягивающие мужское достоинство брюки, танцевальные движения как у «Bee Gees». Этого конькобежца на паркетной танцевальной дорожке звали Джон Траволта. Он сверкал чистотой, пропагандировал гигиену и газировку «Canada Dry». И у него имелся противник, его классовый враг. Герой низов, выходец из рабочих кварталов, working class hero ^[45]. Злой немытый Джонни Роттен красил в фиолетовый цвет свои редкие грязные волосы, а его рваная майка была заколота булавками. «Sex Pistols» плевали на старшее поколение, общество потребления и королеву Елизавету II. Припеву о близком «no future!» ^[46] Роттен противопоставлял экстатическое настоящее, полное насилия и беспорядочного секса. Он питался в основном хот-догами с «Гиннессом» и налегал на героин. Его на худой конец устраивал «Опиум» Ива Сен-Лорана. Он протестовал против любых рамок, правил и ограничений и воплощал собой экстаз саморазрушения. Две картины мира, два образа, два стиля, противоположные друг другу. «Красавчик, чистюля» Траволта против «испорченного, гадкого» Роттена.

Сначала Готье ударился в панковый стиль. Проклепанная кожа, брюки с большими молниями, преобладающий черный цвет, свидетельствующий о его интересе к тяжелому року с лондонских окраин. Его лабораторией стала улица, где он наблюдал за бесчисленными странными городскими персонажами, запоминая их причудливый облик. Шокируя арьергард Высокой моды, он уже тогда заявлял: «Меня больше всего интересуют люди, которые плохо одеваются, у которых там и сям видны погрешности стиля». Это была не провокация, а манифест. Он стал певцом «непонятно чего», поэтизирующим «недоработки», борцом за «неточности». В 1985 году он даже осмелился назвать свою коллекцию «Тряпье для шантрапы». Готье сконцентрировал свое внимание на молодежи, и его стиль не подходил дамам, он ориентировался на новых юных бунтарей. Конфликт был связан со сменой поколений, но не только с ней. Так молодые конформисты, элегантные «бесебеже» ^[47] сразу отвернулись от него. «Носить это нельзя», «карикатурно», «слишком экспериментально» – так часто говорили о его изделиях. Поначалу и в Америке его не приняли. Грейс Мирабелла из американского «Вог» писала, что она совершенно не понимает его сюрреалистических детских коллажей. А вот Ирен Сильвани, работавшая тогда корреспондентом этого журнала в Европе, заупрямилась и убедила главного редактора Полли Меллен внимательнее присмотреться к смутьяну. Вскоре после этого Ирен выхлопотала для него первую полосу. На той исторической обложке «Вог» модель Эстель Лефебюр появилась в образе потрясающей современной парижанки в широких брюках и тельняшке со спущенным плечом. Шею ее обвивал большой полосатый шарф, а на светлых волосах красовался туарегский тюрбан. Получился роскошный образ, выразительный настолько, что даже модный дом «Шанель» не удержался от копирования.