Под счастливой звездой. Записки русского предпринимателя 1875-1930 - Иван Кулаев Страница 11

Весной, в марте, 50 человек приступили к работам на заявленном мной участке. Судьба мне благоприятствовала и на этот раз: золото хотя и в небольшом количестве, но было. Добычу золота, после всех подготовительных работ, удалось начать только с 15 мая, а к 1 июля я уже вернул затраченный в дело капитал. В это время, совершенно неожиданно, пришла на мое имя из Иркутска телеграмма о том, что горным управлением, для отвода мне золотоносных площадей в Олекминском округе, назначен отводчик, который должен на днях выехать в Сретенск. Телеграмма эта поставила меня в крайне затруднительное положение. Надо было оставить кого-то во главе производимых работ, а у меня под началом работало только два мелких, некредитоспособных десятника. Пришлось обратиться за помощью к соседу, Доенину, который рекомендовал своего старшего служащего.

Скрепя сердце бросил я интересное дело. Будущее пугало меня неизвестностью, хотя одновременно и прельщало возможностью основать большое собственное дело.

В июле месяце я с отводчиком спустился на пароходе по Шилке, на 200 верст вниз по течению, до станции Машина — одной из тех станций, которые носили название Семи смертных грехов. Все эти станции были расположены на берегах реки Шилки, на каждой из них находилось по определенному числу пар почтовых лошадей, а самое важное заключалось в том, что потребность в лошадях была почти всегда в два раза больше против имеющихся в наличности. И достать лошадей было негде, так как на станциях, кроме смотрителей, никого не было. Сидели проезжающие на месте по двое суток и проклинали свою судьбу. У кого не хватало терпения, тот нанимал вольных, не казенных лошадей у того же смотрителя, и платил втридорога. Почтари в погоне за наживой злоупотребляли своей властью и утаивали свободных почтовых лошадей, благо жаловаться было некому. Вот из-за чего к станциям этим и прилипло название Семь смертных грехов.

После приемки отводов, отправив отводчика в Сретенск, я возвратился на станцию Чашина примерно в половине августа и оттуда по Амуру спустился в Джалинду. Джалинда была самым большим и торговым селом на Амуре. На пароходной пристани меня встретил сын хозяина дома, где я квартировал, и почти с первых же слов стал выражать свое сочувствие по поводу несчастного происшествия, имевшего место на моем прииске. Я от изумления, что называется, и рот раскрыл.

— Какое происшествие, какой несчастный случай?

— Неужели не знаете? Ведь вам в Сретенск телеграмму посылали. В Ильин день у вас на прииске застрелили вашего управляющего.

Телеграмма была послана в Сретенск, я на обратном пути туда не заезжал; понятно, что мне ничего не было известно о жутком происшествии на прииске.

Подробности случившегося были таковы. 20 июля, по случаю праздника Ильи-пророка, работы на приисках не производились, и служащие небольшими компаниями ходили друг к другу в гости. Конечно, дело не обошлось без возлияний, причем пили до потери сознания. Не забыли визитеры и моего управляющего, а он выпить, видно, был тоже не дурак. В компании оказался пристав, имевший при себе револьвер. Каким-то образом револьвер этот был вытащен из кобуры, и, вероятно, в тот момент, когда пристав держал его за рукоятку, мой управляющий схватил револьвер за дуло и стал тянуть его к себе. Раздался выстрел, и управляющий был убит на месте.

Без руководителя, без хозяйского глаза, приисковое дело мое было скомкано. По возвращении моем, которое пришлось на сентябрь, я проработал еще недели две; наступившие затем холода прервали работу.

Несмотря на неблагоприятное стечение обстоятельств, у меня все же осталось 10 тысяч рублей чистой прибыли. Удачно ликвидировав дело и продав лошадей, я выехал в конце сентября на пароходе в Сретенск, пытать счастья в своих новых владениях, в безграничной олекминской тундре, куда прежде не ступала нога европейца и где ныне Советы прокладывают железную дорогу севернее Байкала, к устью Амура.

СНОВА В ОЛЕКМЕ

В Сретенске я сформировал в ноябре партию в 40 человек рабочих, по преимуществу плотников, и, купив двадцать лошадей, пустился, при сорокаградусном морозе, в далекий и трудный путь вниз по Шилке, до Семи смертных грехов. Ехали без вожатого, руководствуясь только картой. С Шилки повернули на речку Амазар, а затем, по речке Могоче, поднялись на водораздел Амура и Олекмы и оттуда спустились к моему прииску, на речку Тунгир.

Самый тяжелый участок пути пришелся на верховья Могочи. Небольшая речка эта была сплошь завалена валежником, который приходилось удалять с дороги с помощью пил и топоров. С боков речку сжимали скалы и непроходимый лес. Последние пять или шесть дней нам удавалось проходить не более 5 верст.

По прибытии на место мы испытали весьма невеселые впечатления. Вокруг раскинулась необъятная, пустынная тундра, покрытая мхом, с небогатой фауной: не водились в тундре ни медведи, ни козы, ни волки, лишь в небольших количествах встречались олени, белки и соболи. Снег лежал неглубокий, всего с пол-аршина. На далеком севере, отрезанная от мира, начала наша партия строить жилые дома, склады для хранения продуктов, рыть осушительные и водоотводные канавы, подготавливаясь к вскрытию торфа. В мае или июне предполагалось начать добычу золота. Организовав предварительные работы, я вернулся в Сретенск для закупки приискового оборудования, провианта, различных материалов, товаров, лошадей и для найма рабочих; все это требовало значительных средств. Располагал же я всего-навсего 30 тысячами рублей, что составляло приблизительно третью часть необходимого для дела капитала; остальные две трети я рассчитывал получить в кредит и в расчете этом не ошибся. Существовавшие условия мне благоприятствовали: благодаря застою в торговле купцы, наперерыв один перед другим, предлагали мне товары в кредит. Две местные крупные фирмы, Андоверова и Машковича, назначили особенно низкие цены на овес, муку, мясо и тому подобное, с доставкой на место. Я передал подряд Андоверову по следующим ценам: мука и овес по 2 рубля за пуд, мясо по 3 рубля за пуд. Продукты надо было везти на расстояние в 300 верст, из них 100 верст от берега Шилки до прииска по неезженому, неизвестному для возчиков пути.

Мир устроен таким образом, что, когда выигрывает один, другой неизбежно проигрывает. Время благоприятствовало тогда предпринимателю, но создавало тяжелые условия работы для купца и донельзя скверные для крестьянина. Извозом крестьянин занимался, не преследуя выгоду и пользу для себя, а по необходимости, по нужде. Забирая в продолжение года товар у купца в кредит, крестьянин уславливался отработать долг извозом, потому что других средств расквитаться у него не было. Купец, понятно, старался вернуть свои деньги и искал случая заставить крестьянина отработать ему долг.

Цены на продукты в Забайкалье стояли в те времена низкие: мука ржаная стоила 60 копеек пуд, мясо 2 рубля пуд. В силу вышеназванных обстоятельств, я имел возможность на сравнительно ничтожные средства, находившиеся в моем распоряжении, прилично обставить прииск, нанять 100 человек рабочих и купить 45 лошадей. После отправки людей, лошадей и материалов на место работ, успокоенный благополучным решением трудной задачи, я написал в Иркутск своему доверенному, чтобы он хлопотал об ускорении составления актов, утверждающих за мной прииск, и, не медля, выслал казенную книгу для записи добытого золота. В ответ на мое письмо пришла ошеломившая меня телеграмма: «Прииска не утверждены. Вследствие ходатайства Кабинета дело вытребовано в Горный департамент в Петербург».