Ренессанс. У истоков современности - Стивен Гринблатт Страница 11

Гостя непременно привели бы в базилику. Поджо, войдя в трансепт и спустившись по ступеням в темноту сводчатой крипты, понял бы, что пилигримский храм Фульды ему очень знаком: он был построен по подобию римской базилики Святого Петра IV века. (Грандиозный собор Святого Петра, возвышающийся сегодня в Риме, был воздвигнут уже после смерти Поджо.) В сумраке, создаваемом свечами, обрамленными золотом, хрусталем и самоцветами, перед глазами Поджо предстали бы кости святого Бонифация, убитого в 754 году фризами, когда он пытался обратить их в свою веру.

Возвратившись к солнечному свету и почувствовав, что наступил подходящий момент, Поджо перевел бы беседу в нужное русло. Он завел бы разговор о самом знаменитом деятеле Фульды, Рабане Мавре, служившем аббатом два десятилетия – с 822 до 842 года. Рабан Мавр был чрезвычайно плодовитым автором библейских комментариев, догматических трактатов, наставлений, научных сборников и изумительных поэм. Большинство его произведений Поджо мог бы увидеть в библиотеке Ватикана, в том числе и грандиозный труд, принесший Мавру известность: отупляющую своей эрудированностью и занудством энциклопедию человеческого знания в двадцати двух книгах. Она называлась «De rerum naturis» – «О природе вещей». Современники, пораженные масштабами исследования, дали ему другое название – «О Вселенной» (« On the Universe »).

Труды монаха, жившего в IX веке, отличались тяжелым и невыразительным стилем, скучным для Поджо и его коллег-гуманистов. Но Поджо не мог не признать величайшую образованность Рабана Мавра, великолепно знавшего и языческую и христианскую литературу и превратившего Фульду в ведущий монастырский академический центр Германии. Как и всякому учреждению, интересующемуся науками, аббатству Рабана Мавра были нужны книги, и ему удалось фантастически обогатить монастырскую библиотеку. Рабан в юности был учеником Алкуина, известного эрудита и поэта эпохи Карла Великого, и знал, где можно найти нужные манускрипты24. Он свозил книги в Фульду, где подготовил когорту писцов, которые их переписывали. И в итоге Рабан собрал уникальную коллекцию манускриптов.

Те времена, за шестьсот лет до рождения Поджо, были очень благоприятные для охотника за книгами. Уже относительно забылись годы, когда было небезопасно заглядывать в еще более далекое прошлое. Постепенное снижение интеллектуальной дисциплины в монастырях сопровождалось повышением любознательности. Что там веками хранится на пыльных полках? В далекой Фульде могли оказаться и потрепанные манускрипты, пережившие хаос и разрушения, сопутствовавшие падению Римской империи. Монахи Рабана, возможно, и почесывали за ухом, и вставляли пальцы в рот, копируя языческие книги, но эти копии могли сохраниться и только ждали появления Поджо.

На это и надеялся охотник за книгами, и, добравшись до Фульды или другого монастыря, он, наверное, испытывал необычайное волнение, когда главный библиотекарь привел его в большую сводчатую комнату и показал толстый фолиант, прикрепленный цепью к письменному столу. Это был каталог, и Поджо, перелистывая страницы, молча – следуя монастырскому правилу соблюдать тишину – указывал книги, которые хотел бы посмотреть.

Благоразумный Поджо должен был вначале попросить дать ему неизвестные произведения одного из великих Отцов Церкви – Тертуллиана. Затем, когда манускрипты стали один за другим появляться на столе, он с нарастающим возбуждением начал обнаруживать имена древних римских авторов, чьи книги не были известны ни ему, ни другим гуманистам. Хотя Поджо так и не раскрыл нам, куда именно прибыл, он громогласно объявил о своих находках. Так поступают все охотники, и не только за манускриптами.

Он раскрыл страницы эпической поэмы о войнах между Римом и Карфагеном – 14 тысяч строк. Поджо скорее всего знал имя автора – Силия Италика, хотя до этого момента никто еще не видел его произведений. Хитрый политик и коварный, бесцеремонный оратор в судах, Силий сумел пережить кровавые режимы Калигулы, Нерона и Домициана. Плиний Младший написал о нем с учтивой иронией: в старости он, «похвально используя досуг, смыл пятно, заслуженное напряженными усилиями, приложенными в прежние дни»25. Теперь Поджо и его друзьям предстояло насладиться одним из плодов досуга Италика.

Затем Поджо взял в руки другую пространную поэму – Манилия. Это имя охотнику за книгами не было известно, оно не упоминалось ни одним из знакомых ему древних авторов. Поджо сразу же увидел: перед ним ученый труд об астрономии. По стилю и различным авторским ремаркам он понял, что Манилий написал его в самом начале существования Римской империи – во время правления Августа и Тиберия.

Призраки из прошлого Древнего Рима чередой начали являться перед Поджо. Литературный критик, при Нероне писавший комментарии и глоссарии об античных авторах; еще один критик, обильно цитирующий утерянные эпические произведения, написанные в подражание Гомеру; грамматист, написавший трактат о произношении и орфографии – Поджо знал, что его друзья-латинисты во Флоренции будут в восторге от этой находки. Другой манускрипт непременно должен был привести Поджо в уныние: большой фрагмент до сего времени неизвестного исторического описания Римской империи, изложенного высокопоставленным офицером императорской армии Аммианом Марцеллином. Отсутствовали первые тринадцать из тридцати одной книги в манускрипте, который скопировал Поджо, и эти книги так никогда и не были найдены. Для Поджо это было особенно досадно, поскольку автор написал свой труд накануне краха империи. Вдумчивый, умный и беспристрастный историк предчувствовал неминуемый конец Рима. Описанные им налоговые поборы, обнищание значительной части населения, угрожающее падение морали в армии – все это создавало условия для катастрофы, которая и произошла спустя двадцать лет после его смерти, когда готы разграбили Рим.

Любые книжные находки имели тогда историческое значение – после стольких лет забвения. Но, безусловно, одни из них затмевали другие, оказывавшиеся еще более древними. Таким был и манускрипт, написанный около 50 года до н. э. поэтом и философом Титом Лукрецием Каром. Название текста «De rerum natura» удивительно похоже на заглавие славной энциклопедии Рабана Мавра «De rerum naturis» : в переводе и то и другое означает «О природе вещей». Однако если труд монаха скучен и традиционен, то произведение Лукреция написано живо и провокационно.

Поджо наверняка знал имя Лукреция по произведениям Овидия, Цицерона и других античных авторов, которых он дотошно изучил вместе с друзьями-гуманистами. Но и ему, и другим исследователям попадались в лучшем случае отрывки из подлинного текста, который, как все считали, утрачен навсегда26.

Поджо в сгущающейся темноте библиотеки и под неусыпным надзором аббата или библиотекаря, возможно, успел прочесть лишь первые строки. Однако, как человек искушенный, он мог сразу же уловить необыкновенную прелесть латинской поэзии Лукреция. Поручив своему писцу скопировать текст, он задумался над тем, как вызволить его из монастыря. Трудно сказать, понимал ли он тогда, что эта книга произведет переворот в мире.